Раиса в стране чудес
Шрифт:
— Да так. Старые счеты, — пожал плечами Дагоберто. — Теперь это уже не имеет значения.
— Есть его будешь?
— Есть? — не врубился Савалас. — Как это — есть? В каком смысле?
— То есть как в каком смысле? — удивился бродяга. — В самом что ни на есть прямом. Я, например, второй день не жрамши, а кушать, натурально, хочется. Раз ты не будешь, может, я его уговорю? Не возражаешь?
— Н-нет, не возражаю, — растерянно сказал Дагоберто.
Переход от возвышенной мести к столь прозаическому вопросу, как прием пищи, потребовал от него серьезного умственного усилия.
— Эк
— Не нравится — не ешь, я не упрашиваю, — разозлился Савалас.
— Да ладно, мужик, не заводись. Наклонившись, бродяга подобрал кусок арбузной корки с налепленным на него портретом Келлера. На переносице певца зияла дыра с чуть обуглившимися краями.
— Так ведь это Ирвин Келлер! — узнав знакомое лицо, обрадовался оборванец. — То-то мне голос знакомым показался. «Не убивай меня, не надо», — это же строка из его песни. Ты даже текст подобающий подобрал, словно он тебя молит о пощаде. Видать, крепко тебя этот парень достал, раз ты из-за него такой здоровенный арбуз в расход пустил. Впрочем, я тебя понимаю. Сам терпеть не могу этих попсушников, рэпперов и хренепперов. Возьми хоть Майкла Джексона. Белый негр — это же курам на смех…
— Заткнись, — проворчал Савалас. Болтовня бродяги испортила ему все удовольствие от воображаемого убийства.
— Постой-ка! — хлопнув себя руками по коленям. оборванец захохотал. — А ты случайно не тот чикагский коп, которого из-за Келлера турнули со службы? Кажется, от тебя еще и жена ушла…
— Ну, все! — яростным щелчком спустив предохранитель «кольта», прорычал Дагоберто. — Еще одно слово — и ты разделишь судьбу этого сукиного сына!
— Под сукиным сыном ты подразумеваешь арбуз? — уточнил бродяга и, правильно истолковав выражение лица Саваласа, умоляюще замахал руками. — Все, молчу, молчу. Я буду нем, как труп египетского фараона, клянусь ужином в «Астории».
Несколько секунд Даг боролся с искушением спустить курок, но здравый смысл победил, и он, выругавшись, спрятал пистолет в пристегнутую под пиджаком кобуру.
Ругаться Савалас продолжал и в пробке около Центрального парка, в которой он увяз всерьез и надолго. Включенное в машине радио развлекало его монотонным бормотанием негритянских рэпперов, доходчиво разъясняющих слушателям, что жизнь — дерьмо, а человек человеку — волк, шакал и койот.
Оптимистический монолог афроамериканцев сменился музыкальными новостями.
— Выступление знаменитого Ирвина Келлера, которое состоится через неделю в Чикаго, вызывает небывалый ажиотаж среди поклонников этого талантливого, непредсказуемого и эксцентричного певца. Шесть тысяч билетов на концерт были распроданы всего за четыре дня. Судя по сообщениям, полученным из заслуживающих доверия источников, спекулянты перепродают билеты на концерт целителя Ирвина по цене от двухсот до шестисот долларов.
Столь беспрецедентный ажиотаж, несомненно, связан со скандалом, разразившимся в Чикаго пять лет назад, когда служащий чикагской полиции Дагоберто Савалас…
— Fuck you, — рявкнул Даг, вырывая радиоприемник из гнезда.
— Fuck, fuck, fuck, — рычал он, швырнув приемник на пол и исступленно расплющивая его ударами ноги.
В рядах застывших в неподвижности машин наметилось движение. Оставив в покое искореженные останки приемника, Савалас переместил правую ногу на педаль газа.
— Значит, снова Чикаго, — пробормотал он. — Вот и отлично. Там мы с тобою и встретимся…
— Катись к черту, — яростно рявкнул в телефонную трубку Ирвин Келлер. — Я говорил это тебе тысячу раз и повторяю в тысяча первый: катись, мать твою так, к черту, и бабку твою так, и дедку твою так, и прабабку! Или у тебя проблемы с английским языком? Может, перевести на латынь?
— Почему ты так обращаешься со мной? — умоляюще глядя на лежащего рядом с ней на кровати силиконового Ирвина, простонала Кейси Ньеппер. — Я всего лишь хочу помириться. Ты же обещал…
— Мало ли что и кому я обещал! — оборвал ее певец. — Если бы я выполнял все данные мной обещания, то был бы женат сейчас на половине женского населения Соединенных Штатов.
— Но ты женился на мне, и только на мне, — напомнила Кейси. — Это что-нибудь да значит. Вспомни нашу любовь…
— Нашу любовь! — вскипел Ирвин. — Нашу, мать твою так, любовь! Да задолбала ты меня со своей гребаной любовью! Помнишь, что ты устроила в Чикаго в девяносто шестом? Как же ты тогда достала меня! Кто просверлил электродрелью мой музыкальный центр? Кто чуть не сжег отель, из ревности устроив в ванной костер из писем моих фанаток? Кто пытался проломить мне голову рогами северного оленя, которые мне прислала поклонница-индианка с Аляски? Кто…
— Я ревновала, — прервала его Ньеппер. — Подумаешь, небольшая ссора. Мы всю жизнь ссорились и мирились — и ничего. Даже есть поговорка: милые бранятся — только тешатся.
— Не знаю, как тебя, а меня ни капельки не тешат покушения на мою жизнь и здоровье, — возразил Келлер. — И вообще, устраивать истерики и скандалы — исключительно моя прерогатива. Два неуправляемых психопата на одну семью — это уже слишком. Боливар не выдержит двоих. Именно поэтому мы и расстались.
— Мы не расстались, и не надейся. Я никогда не дам тебе развод. Ты будешь или мой, или ничей.
— Держи карман шире, — усмехнулся певец.
— Несмотря ни на что, мы любим друг друга, я знаю это, — драматично взвыла актриса. — Все равно мы будем вместе!
— Будем, а как же! Когда русалка на шпагат сядет.
Келлер яростно швырнул трубку на рычаг.
— Сука, — исступленно прошипел он. — Именно из-за тебя я влип в идиотскую историю с Дагоберто Са-валасом. Мало того, что на одних адвокатов ухлопал более полутора миллиона баксов, так теперь этот гребаный психопат-мокроспинник [1] преследует меня и грозится убить. Твою мать! Как будто мало мне своих проблем.
1
"Мокрые спины " — презрительное прозвище мексиканцев