Ракета в морг
Шрифт:
— Откровенно говоря, лейтенант, нет, — озадачился Хилари. — Поверьте. Я веду тихую, мирную и ненавязчивую жизнь. У меня нет близких друзей, а значит, и близких врагов. Моя жена верна мне, а я ей.
— И вы богаты.
— Это так. Но обязательно ли этот факт означает, что кто-то хочет меня убить?
— Боюсь, что так. Секс и деньги — два преобладающих мотива для убийства, а из них двух я всегда ставлю на деньги. Так что позвольте спросить: кто ваш наследник?
— Моя жена, конечно. Детей у нас нет. Мисс Грин, с которой вы только что познакомились, получит приятный пожизненный доход
— Включая права на наследие вашего отца?
— Естественно.
— А кто будет выступать как литературный душеприказчик прав на Фоулкса?
— Брат моей жены, Д. Вэнс Уимпол. Он казался логичным выбором для этой должности, поскольку отец его был, на мой вкус, кем-то вроде самозваного Босуэлла[25]. Более того, он сам пишет, хоть и всякое бульварное чтиво, — эти ужасные слова Хилари произнёс с невыразимым пренебрежением, — и вообще член семьи в высшей степени. Он не только мой шурин; скоро он женится на моей кузине.
— Следовательно, после вашей смерти этот мистер Уимпол получит жену с приятным пожизненным доходом и контроль над чрезвычайно ценной литературной собственностью?
Хилари как будто смутился.
— Вздор, мой дорогой лейтенант. Сущий вздор. Вэнс — чудак, если хотите, безумец, но убийца? Бог мой! Кроме того, он сейчас на Камчатке, или в Каламазу, или в каком-нибудь другом диковинном месте. Шоколадки были посланы из Лос-Анджелеса.
Маршалл безнадёжно искал, куда бы выбить трубку.
— Мистер Фоулкс, если вы настаиваете на том, что на вас покушаются, и это определённо подтверждается отчётом химика, то вы должны признать, что у кого-то есть на то причина. Очевидно, ваша жена, ваша кузина и ваш шурин существенно выигрывают от вашей смерти. Как насчёт кого-то ещё? Вы… У вас были когда-нибудь деловые враги? Например, в силу вашего управления наследием Фоулкса?
Хилари вновь принял позу, сопровождавшуюся подёргиванием мочки.
— Похоже, вы отзывчивый человек, лейтенант. Столь многие не понимают трудности моего положения.
— Да?
— Если бы мой отец изобрёл мышеловку мистера Эмерсона[26], никто бы не оспаривал моего права взимать плату с тех, кто следует проторенной дорогой к его двери. Если бы мой отец построил какое-нибудь крупное и всемирно известное предприятие, никто, кроме коммуниста, не пожалел бы, что я получаю от него доходы. Но, поскольку мой отец обогатил мир великим персонажом и множеством бессмертных повествований, иные люди насмехаются надо мной и утверждают, что я не имею прав на этот доход. Как вам хорошо известно, у меня есть все законные права. Наши законы об авторском праве защищают потомство автора столь же тщательно, как и самого автора. И у меня есть и моральное право. Собственно говоря, это моральный долг. Моральный долг следить, чтобы труд моего отца уважали, чтобы он не попал в общественное достояние, где любой незначительный болван сможет делать с ним всё, что пожелает, чтобы произведения Фаулера Фоулкса охранялись столь же тщательно и сейчас, как он сам их охранял при жизни.
— Короче говоря, — подытожил Маршалл, — вы всё же полагаете, что могли нажить себе каких-либо врагов,
— Это возможно. Возможно, хотя кажется нелепым, что столь мелкая вражда может привести к убийству. Но, если вы требуете откровенности, лейтенант, то я не могу вспомнить никого, кто мог бы хотеть убить меня, Хилари Фоулкса, конкретного человека. Подобные атаки должны быть направлены против сына Фаулера Фоулкса, против управляющего наследием Фоулкса.
— Ещё один момент. Ваш день рождения. Если выбрать этот день, то можно быть уверенным, что вы откроете коробку, к которой в ином случае могли бы отнестись с подозрением. Не указывает ли это на близкое знакомство?
— Мой день рождения упомянут в автобиографии моего отца. И, кажется, в мемуарах Уимпола тоже.
— Так. — Маршалл нахмурился и захлопнул записную книжку. — Хорошо. Тогда, мистер Фоулкс, если бы вы назвали имена любых лиц, которые…
В этот момент вошла горничная с громоздкой посылкой.
— Извините, сэр. Это доставил посыльный, и оно помечено спешной доставкой. Я подумала, возможно…
— Поставь там, — отмахнулся Хилари. — Что ж, лейтенант, мне, естественно, невозможно вспомнить имена всех тех, чьи неразумные претензии я в то или иное время счёл нужным отклонить. Быть может…
— Та посылка, — прервал Маршалл. — Вы что-то заказывали?
— Нет. Понятия не имею, что это. Понятия не имею. Но оно подождёт. Из таких случаев последним был…
Маршалл склонился над посылкой и поднял руку, призывая к тишине. Безапеляционная сила этого жеста мгновенно принудила Хилари замолчать.
В тихой комнате отчётливо слышалось тикание.
4
— Где тут у вас телефон? — рявкнул Маршалл.
— Тикает, — заметил Хилари. — Как интересно! Тикает…
— Где телефон?
— Это… Господи! Лейтенант! Это же бомба!
— Такая возможность существует, — сухо заметил Маршалл. Так где телефон?
В первый раз за всё это время Хилари двигался быстро. Он прыгнул на посылку, и Маршаллу пришлось немедленно оттолкнуть его.
— Но лейтенант! Нам надо отнести её в ванну! Нам надо… — Его голос поднялся на целую октаву.
— Вы вызвали полицию, — твёрдо заговорил Маршалл, взяв его за руку. — Хорошо. Полиция здесь и при исполнении, а вы делаете то, что я скажу. Оставьте эту коробку в покое и покажите, где телефон.
— Оставить её в покое и показать вам, где телефон. — Хилари хихикнул. — А вы струхнули, лейтенант. Струхнули.
— Телефон! — рявкнул Маршалл.
— Да здесь он. — Всё ещё на грани истерического хихиканья Хилари убрал декоративную резьбу, скрывавшую аппарат.
— Играть с возможными бомбами — вредно, — пояснил Маршалл, автоматически отметив, что номер телефона Хилари отличается от найденного у Тарбелла. — И бросать их в воду — популярное заблуждение. Единственная безопасная среда — смазочное масло, и сомневаюсь, что у вас под рукой есть полная канистра. Алло. Это Маршалл из отдела убийств. Дайте отдел по чрезвычайным ситуациям. Нет, мистер Фоулкс, оставим это экспертам. Можете уйти, если хотите, и… Алло. Это лейтенант Маршалл. Я хочу сообщить о возможной бомбе. Я…