Ракета в морг
Шрифт:
Он отвлёкся от хозяина, и Хилари Фоулкс, воспользовавшись шансом, бросился к посылке. Каковы могли быть его намерения, узнать так и не удалось. Длинная нога Маршалла метнулась наперерез, и Хилари с грохотом упал, оставшись лежать неподвижно.
— Нет, — спокойно пояснил в трубку Маршалл. — Это была не бомба. Просто помеха.
Он продиктовал адрес, выслушал обычное предупреждение ничего не делать до приезда специалистов и повесил трубку. Затем он склонился над Хилари, на мгновение встревожившись, но вскоре обнаружил, что ничего страшного не произошло.
Маршалл нахмурился, затем кивнул. Миновав два коридора, он попал на кухню. Горничная, отражавшаяся в алюминии, чистила картошку.
— Привет, — сказал он. — Мистер Фоулкс ожидает неких посетителей по крайне секретному делу. Их ни в коем случае нельзя видеть. Не выйдете ли на прогулку? — Он вручил ей долларовую купюру. — Выпейте газировки, посмотрите новости в кино, что-нибудь такое.
— Но мне надо готовить обед, а если он не будет готов к приходу миссис Фоулкс… — Она осеклась. — Вы из полиции?
— Да.
— Я ухожу.
— И скажите мисс Грин тоже уйти. В квартире есть кто-то еще?
— Только Питти-Синг, она спит.
— Она может остаться, — мрачно проговорил Маршалл. — А кто в квартире внизу?
— Она пустая, сэр.
— Хорошо.
Квартира Фоулкса была большой и замысловатой. Поворот и дверь, в которых Маршалл уверенно ожидал дорогу в гостиную, привели его в целомудренно обставленную спальню.
— Я слеп без очков, как летучая мышь, — громко объявил он. — Это вы, мистер Фоулкс?
Дженни Грин рассмеялась, и в этом смехе звучали и смущение, и юное веселье:
— Вы джентльмен, лейтенант.
Её свежая розово-белая кожа исчезла в выцветшей обёртке.
— Порой я об этом забываю, — сознался Маршалл. — Но послушайте: у вашего кузена есть некие секретные дела, и он хотел бы, чтобы вы исчезли на полчаса.
— Вы шутите?
— Нет. Похоже, он имеет в виду именно это.
— Ой. А когда Хилари что-то имеет в виду… Понимаю. Спасибо.
Вторая попытка сработала, и он добрался до гостиной. Хилари по прежнему лежал без сознания. А посылка по-прежнему тикала.
Маршалл приподнял край ковра, вытряхнул трубку и бросил ковёр обратно поверх пепла. Закурив новую трубку, он уставился на коробку. Искушение изучить её было велико, но он вспомнил ободряющие истории про умных копов, решивших, что они не хуже чрезвычайников; их ему рассказывали в полицейской школе. Он записал в свой блокнот название курьерской службы и загадочные цифры, которые, должно быть, помогут отследить заказ.
Коробка продолжала тикать.
Он слышал, как ушла горничная, а вслед за ней и мисс Грин. Квартира снизу пуста. Потолок высокий. Если бомба взорвётся в ближайшие десять минут, то не сможет ранить никого, кроме, конечно, Хилари Фоулкса и лейтенанта. Вероятно, можно привести Хилари в чувство и унести его вниз. Но в то же время ему следует оставаться здесь на страже бомбы. Мисс Фоулкс может в любое время вернуться.
Он подымил трубкой и попытался разобраться в том, что уже узнал. Автомобиль, кирпич, отравленные шоколадки и бомба. Кто-то был явно серьёзен и в то же время удивительно неэффективен. И как-то с этим связаны чётки, номер телефон и труп с Мейн-стрит. Они должны вписаться; на вопрос о чётках последовала заметная реакция.
Коробка продолжала тикать.
Расхождение в телефонных номерах объяснимо. Вероятно, этого номера нет в справочнике. Любой, кто попытается связаться с Хилари, не сможет его узнать и вынужден будет довольствоваться номером многоквартирного дома в целом. Но зачем Джонатану Тарбеллу…
Тиканье стало громче.
Громче музыкального автомата в полночь, громче радиосериала, громче сирены воздушной тревоги, громче всего мира. Тикал сам мир.
Маршаллу вспомнилось Сердце-обличитель[27]. Но там было доказательство Случившейся Смерти. Это тиканье доказывало Смерть Грядущую…
Он выругался, осмотрелся, нашёл радиоприёмник и врубил его на полную громкость. Он так и не заметил, что за звуки раздались. Лишь знал, что они заглушают тиканье.
Они заглушили и появление Вероники Фоулкс. Оповестил Маршалла о её присутствии громкий крик, достаточно громкий, чтобы заглушить тиканье, радио и всё остальное.
— …чтобы ваши руки оставались мягкими и белыми в жёсткой воде… — раздался глухой голос.
Маршалл выключил радио.
— Вы! — вопила Вероника. — Вы тот человек с трубкой в саду!
— Как приятно вновь встретиться, — поклонился лейтенант. — А теперь, мадам, будьте любезны…
— Хилари! Что вы сделали с Хилари! Он не говорит со мной! Он… он просто лежит там…
— С вашим мужем, миссис Фоулкс, произошёл небольшой несчастный случай. Всё будет в порядке. Я представляю полицию и исполняю свой долг. А теперь, если вы просто…
— Я не верю. Вы не полицейский! — Её грудь вздымалась, и она была из тех, кто умеет это делать. — Вы напали на Хилари, и я…
— Прошу вас! — запротестовал Маршалл. — Я пытаюсь предостеречь вас. Будьте любезны покинуть эту квартиру.
— Предостеречь меня? Так вы признаёте, что вы преступник! Я знала это. Полицейские не курят трубок в монастырях. Убирайтесь отсюда! И немедленно, или я вызову настоящую полицию!
— Но, миссис Фоулкс, мой долг сообщить вам, и я пытаюсь это сделать, что здесь бомба…
— Бомба! О! Вы пытаетесь всех нас убить. Вы…
И с этими словами она бросилась на него. Фраза “зубами и когтями” внезапно приобрела для лейтенанта Маршалла свежий и яркий смысл. Тщетно пытаясь прижать её запястья к бокам, он ощутил, как течёт из раны на его щеке кровь. Длинные шпильки туфель злобно впивались в его голени, и она изливала слова, казавшиеся неуместными для столь щепетильного знатока монастырского этикета.
Наконец, он крепко сжал её запястья и сумел обхватить длинной ногой обе щиколотки.