Ракетоносцы. Адское пламя
Шрифт:
– Сколько мы здесь уже загораем? – спросил он.
– Точно не знаю, – ответила Мэрилин. – Часа три, четыре, а может, и все пять. А там всё стреляют…
Звон в ушах выключился, и вместо него включился другой звук – Павел услышал за стенами их камеры, ставшей ловушкой, частую стрельбу. И это были уже не залпы далёких корабельных орудий: снаружи, причём где-то неподалёку, трещали винтовочные выстрелы и автоматные очереди. Догадаться, что это означает, было нетрудно: на улицах Кингстона шёл бой – в город ворвались те самые раджеры, о которых говорил морской пехотинец
А потом окно закрыла какая-то тень, под чьими-то торопливыми шагами посыпались камни. Простучала пулемётная очередь, грохнул несильный взрыв, и наступила тишина. И в этой тишине за окном раздался сочный русский мат, показавшийся Павлу музыкой.
– Товарищи! – заорал он, боясь, что это галлюцинация. – Мы здесь! Мы русские! Помогите!
…В ожидании спасения они просидели в своей камере ещё несколько часов, но это ожидание было уже не таким томительным, как ожидание расстрела, хотя… Именно это «хотя» и заставило Павла задуматься: а что они скажут своим спасителям? Способность размышлять вернулась к нему вместе с надеждой и силами (после того, как Павел, не особо вдаваясь в подробности, объяснил, что они русские, схваченные американцами, им передали через окно фляжку с водой, галеты, открытую банку консервов и бинты), а времени было достаточно: завал действительно оказался многометровым, и разборка его шла медленно. Павел думал, и постепенно в его голове вызревало то, что на шпионском языке называется «легендой» – оставалось продумать детали, чтобы эта легенда выглядела убедительной.
– Марина, – сказал он, растолкав задремавшую подругу. – Думаю, нас откопают, но радоваться рано. Нас обязательно будут допрашивать – война, – и если мы скажем правду, это может плохо для нас кончиться. Прежде всего, ни в коем случае нельзя говорить, что ты американка.
– А почему я должна этого стесняться? Я гражданка великой страны, и я…
– Да потому что в этом мире Россия и Америка находятся в состоянии войны, ты об этом забыла? Американцы хотели нас расстрелять, потому что мы якобы русские шпионы, а русские поставят нас к стенке, потому что сочтут шпионами янки! И они это сделают, как только узнают, что ты американка – неужели это непонятно? И поэтому… Помнишь свою лучшую подругу по университету, Патрисию Кленчарли?
– Эту породистую английскую лошадь? Она достала меня рассказами о своих предках и о своей аристократической родословной.
– Именно! Вспоминай всё, что она тебе рассказывала, всё-всё, до мелочей, и тогда… А я… – он наклонился к уху Мэрилин и перешёл на шёпот: Анджела, конечно, не враг, но она не слишком умна, и может невзначай распустить язык в самый неподходящий момент.
– Не знаю, Пол… – задумчиво проговорила Мэрилин, выслушав его. – Думаешь, нам поверят?
– А ты можешь предложить другой вариант? Нет? Значит, будем отрабатывать мой – другого выхода нет. А дальше будет видно.
Закончив с Мэрилин, Павел перебрался к Анджеле, преданно сидевшей возле Вована (после настоящей перевязки ему стало легче,
– Слушай, Аня. Значит, так…
– А как ты узнал моё настоящее имя? – удивилась «модель певицы». – Анджела – это мой сценический псевдоним.
– Догадался. Ты же сама сказала, что я умный. Аня, ваша с Вовой история с покупкой виллы на Ямайке не лезет ни в какие ворота – вам просто никто не поверит, и в перемещение во времени тоже. Поэтому сама придумай какую-нибудь романтическую историю о давно покинутой родине, о скитаниях по миру, о жизни на Ямайке. А когда началась русское наступление, вас с Володей арестовали американцы как подозрительных: ведь вы русские.
– Это как пиар-истории при раскрутке новой звезды? Ну, это мы запросто, – Анджела задрала нос, и в её глазах отразилась работа мысли.
«Ох, не справится она с такой задачей, – подумал Павел – Она же у нас на всю голову контуженная. Контуженная? Контуженная – да, контуженная!».
– А если что не будет сходиться, – добавил он, отрывая модель от мира красочных грёз, в который она уже погружалась, – прикинься дурочкой: мол, контузило меня, и память отшибло. «Это у тебя получится, – Павел мысленно усмехнулся. – Должно получиться». И ещё: нас с Мэрилин вы знать не знаете, встретились в камере. Мы о себе сами позаботимся, а вам с Вованом будет проще.
– Ага, – Анджела-Аня рассеянно кивнула. – Я пела в кабачках на взморье, а Володя отважно защищал меня от негодяев, посягавших на мою невинность… Нам бы, нам бы, нам бы, нам бы всем на дно!
«Смотри-ка, – удивился Павел, – вот тебе и овца. Этак она, пожалуй, соорудит сюжет для многосерийной мыльной оперы… А что? Как ни странно, но люди охотнее всего верят во что-то необычное: если, конечно, оно не слишком необычное».
Он вернулся к Мэрилин, и они ещё долго шушукались, обсуждая свою легенду.
Их извлекли из-под развалин, когда было уже совсем темно. В небе гудели невидимые самолёты; где-то на окраинах Кингстона ещё стреляли, но город был уже взят десантниками, говорившими по-русски. Не прошло и суток с того момента, когда студенты ехали в Порт-Ройял встречать рассвет, и въехали в серый туман…
Командир откопавших их десантников (в каком он был звании, Павел в темноте не разглядел) только крякнул, увидев Анджелу, и тут же изыскал для неё камуфляжный плащ – «прикрыть срам», как он выразился. Модель завернулась в него как в одеяло, сообразив, что демонстрировать свои прелести не время и не место.
Вместе с Вованом, находившимся без сознания, её отправили в полевой лазарет, а Павел с Мэрилин немного ещё задержались на руинах: под завалом нашли несколько трупов солдат, изувеченных до неузнаваемости, и седого офицера – с множественными переломами, но живого.
– Вы его не знаете? – спросил командир десантников, подсвечивая фонариком лицо седого офицера. – Может, это тоже кто-то из наших?
– Нет, – ответил Павел, наклоняясь к раненому, – это американец. Он нас допрашивал.