РАКЕТЫ И ЛЮДИ. Фили-Подлипки-Тюратам
Шрифт:
Михаил Краюшкин, считавший вместе со своими фанатиками-»антенщиками», что вся сила радиотехники в антеннах, после неуверенной связи при передаче фотографии обратной стороны Луны, мечтал создать первую космическую параболическую остронаправленную антенну.
Мишин с Бушуевым поручили Святославу Лаврову с Рефатом Аппазовым продумать оптимальную схему межпланетного перелета. Эту работу по просьбе Тихонравова параллельно в ОПМ начал и Дмитрий Охоцимский. Очень быстро выяснилось, что ни один из появляющихся в ближайшее время вариантов трехступенчатой Р-7 не способен вывести к Марсу или Венере сколько-нибудь приличную массу. А нам уже тогда было ясно, что до второй
Мишин первый загорелся идеей водрузить на трехступенчатой «семерке» еще одну – четвертую – ступень. Открывалась возможность реализовать идею создания нового кислородно-керосинового двигателя для этой ступени.
Самым трезвомыслящим среди нас – заместителей Королева -считался Сергей Охапкин. Он отвечал за работу конструкторских отделов, выпуск основной рабочей документации для производства, непосредственно занимался проблемами прочности конструкции ракеты. Даже он без колебаний согласился с идеей четвертой ступени.
Весь январь 1960 года прошел в обсуждении дальнейших космических программ.
Сразу после Нового года, 2 января, Келдыш, Королев, Глушко и Пилюгин были вызваны к Хрущеву. Хрущев был очень агрессивно настроен и сказал, что нам успехи в космосе сейчас не менее важны, чем создание боевых ракет. Он распалился и пригрозил: «Дела у вас идут неважно. Скоро вас будем драть за космос. В США широко развернуты работы и они могут нас обогнать». Эти слова Хрущева СП воспроизвел по своей записи 3 января на совещании, на которое были приглашены Келдыш, все главные конструкторы и заместители Королева. Началась сумбурная дискуссия по космической программе на этот и ближайшие годы. Келдыш настаивал на еще одном луннике Е-2Ф, на котором предусматривалась более совершенная техника фотографирования и передачи картинок обратной стороны t Луны. Я возражал против этой работы, мотивируя загрузкой по программе Марса и Венеры. Эту новую программу мы сокращенно именовали «MB». Королев добавил: «Не забывайте, что есть еще и „Восток“«. Так, ни до чего не договорившись, все разошлись.
7 января Келдыш собрал большой межведомственный совет по Е-2Ф и MB. По Е-2Ф договорились, что задачи ограничиваются только фотографированием. Срок на согласование задания оттянули, но пуск наметили в апреле. По MB впервые начали серьезно разбираться, что к чему. Докладывали Охоцимский, Лавров, Крюков, Раушенбах, Ходарев, Рязанский и Пилюгин, каждый по своей части и пока еще только о своих предварительных соображениях. СП после совещания усадил в свою машину меня и Крюкова. В сильных выражениях он высказался в том смысле, что мы, его заместители, до сих пор не разобрались, кто и за что отвечает в программе MB, не координируем работу, а эти «идеалисты у Келдыша» хотят, чтобы пуск был уже в сентябре этого года.
9 января Устинов провел заседание военно-промышленной комиссии с нашим отчетом о ходе работ по «Востоку» и тяжелому спутнику-фоторазведчику. Будущему фоторазведчику уже было присвоено название «Зенит». Отчитывались Бушуев и директор завода Турков. Срыв сроков относительно утвержденного Устиновым графика составлял от трех до четырех месяцев. Хотя во многом в срыве сроков были виноваты наши смежники, огонь беспощадной критики пришелся по ОКБ-1.
«Это важнейшее средство, – сказал Устинов, – с помощью которого мы способны вести разведку. Нет более важных задач в настоящее время». Здесь он явно намекал Королеву на увлечение программой пилотируемых полетов. Королев сидел, сильно насупившись, и молчал. Устинов внешне обрушился на меня, Бушуева и Туркова, но было понятно, что фактически огонь ведется по Королеву, который не может сам управиться со своими заместителями.
После перерыва Устинов поручил Пашкову подготовить за неделю доклад с предложениями по MB. Здесь счел нужным вмешаться Мрыкин. Его выступление в очень накаленной обстановке заседания у Устинова прозвучало отрезвляюще: «Обычными средствами, как мне представляется, эту сложнейшую задачу не решить. Необходима концентрация всех сил и привлечение новой кооперации. ВПК должна оперативно принимать решения, а не ругать конструкторов от заседания к заседанию. ОКБ-1 и его смежникам нужны реальная помощь и непрерывный контроль».
Устинов перед тем, как всех распустить, предупредил, что в ближайшее время Хрущев лично будет рассматривать наши планы по космосу и хочет это сделать непосредственно в ОКБ-1.
СП на несколько дней удалился, для размышлений и отдыха в правительственный пансионат «Сосны», поручив мне и Бушуеву составить проект плана по MB и приехать к нему 12 января. «Но со сроками пусков за сентябрь не ходить», – напутствовал он.
Самым трудным, как и обычно, оказалось согласование сроков с заводом. Сроки разработки чертежей и изготовления космических станций нам самим казались нереальными. Но когда мы приехали в «Сосны», СП, изучая наши графики, нахмурился и стал их безжалостно править, сдвигая сроки «влево» на два, а то и на три месяца.
При этом он предложил увеличить число изготавливаемых аппаратов с двух до трех.
Вариант с попаданием в Венеру СП предложил упростить, убрав всякую теплозащиту. «К Венере, этой богине любви, полетим голышом, – сказал он. – На отработку теплозащиты времени нет. В случае неудачи на последней ступени все равно сгорим в атмосфере Земли. Зато сможем доказать, что мы пускаем космические носители, а не боевые ракеты».
15 января, вернувшись из «Сосен», СП собрал общую оперативку и огласил немыслимые сроки создания и пуска трех MB. Мало кто верил в реальность этих сроков. СП произнес речь, полную угроз в адрес возможных виновников срыва совершенно нереальных сроков.
Как быть с системой управления, которая должна целый год неустанно работать в космосе, ориентируя солнечные батареи на Солнце, параболическую антенну – на Землю и весь аппарат – на Марс или Венеру?
Раушенбах, трезво оценив ситуацию, отказался от разработки устройства, ориентации солнечных батарей и силовых маховиков для ориентации всего аппарата. Ему явно не хотелось связываться с авантюрными по срокам работами.
Пилюгин заявил, что ему, если сильно повезет, дай Бог справиться с управлением еще двумя ступенями Р-7.
Рязанский предложил поручить всю проблему радиосвязи СКБ-567, где вместо неожиданно скончавшегося Губенко руководителем был назначен Белоусов и главным инженером – Ходарев. Только эта молодая фирма да еще Владимир Хрусталев – главный конструктор оптических приборов ЦКБ «Геофизика» – бодро заявили: «Сделаем».
Вскоре меня пригласил Иосифьян в свой роскошный особняк у Красных ворот. Он подарил мне свою книгу «Вопросы единой теории электромагнитного и гравитационного инерциального полей». Этот труд входил в явное противоречие с общей теорией относительности Эйнштейна. Если бы все там было справедливо, Андроник, безусловно, заслуживал Нобелевской премии. Но физики-теоретики нашей Академии наук научный трактат Иосифьяна не признавали. Попытка создания единой теории поля, как известно, была целью последних лет жизни Эйнштейна. Такая всеобщая теория поля не создана до сих пор.