Раковина
Шрифт:
Бабочка сложила крылья и походила на чёрный кусочек бумаги, ребром, торчавшим в дверном косяке.
– Живая ещё? – спросил он, неизвестно кого: то ли меня, то ли бабочку, и тронул её пальцем. Она резко расправила крылья и замахала ими. Шура вздрогнул от неожиданности и пробормотал: «Вот гадина…»
– Она недели три будет умирать, – подал я голос.
– Ну и пусть, – буркнул Шура и ушёл в туалет.
Я тоже поднялся с постели. Всё равно спать не смогу, так как Шура очень шумно шаркал ногами, сопел и, вообще, производил слишком много шума, при котором невозможно заснуть.
Когда я вышел из ванной комнаты после утренней процедуры умывания, Шура
– Будешь ждать, когда она сдохнет? – усмехнулся я.
Шура пожал плечами.
На следующее утро он снова встал раньше меня и подошёл к бабочке. Тронул её пальцем и. когда она замахала крыльями, пробурчал: «Живучая». Потом вдруг нервно заходил по комнате и ни с того, ни с сего сообщил мне:
– Слышь, Павлик, я сон странный видел.
– А я причём?
– Просто мне сны никогда не снятся, а если приснится какой-нибудь, то не запоминаю его. Помню, что видел сон, а какой – не помню… А тут так чётко и красиво! И главное – цветной, – с какой-то странной интонацией произнёс Шура.
Я внимательно посмотрел на него. Ходит по номеру, как-то ссутулившись, ногами шаркает сильнее обычного. Время от времени нервно потирает ладони.
– что с тобой? Не выспался?
_ да, сон такое впечатление на меня произвёл, что я заснуть потом не мог. Лежал и думал…
– Что за сон?
– Сейчас расскажу, – заторопился он, встал передо мной и начал. – Будто сижу я на какой-то высокой-высокой горе, а вокруг голубое пространство. Даже дух захватывает. Кругом птицы чудные летают, бабочки всякие, жуки, стрекозы. И вдруг я сорвался и полетел… Ну, прямо лечу – и всё… Земля внизу круглая. Поля, леса – чётко всё видно. И так хорошо у меня на душе, так легко и свободно! Не передать словами. Ну, и проснулся…
Рассказывая, Шура даже изобразил руками, как он полетел.
– И всё? – спросил я.
– Всё.
– Не густо… Сны я разгадывать не умею, но перед смертью такие сны мой дед видел. Так что, сильно не расстраивайся, – мрачно пошутил я. Перемена, происходившая в Шуре, мне не нравилась, а вникать, почему сон показался ему странным, я не стал. Может быть, у него так называемый «сдвиг по фазе» из-за этой бабочки произошёл? Есть же такие психи – муху убьёт или комара, а потом жалеет. Зачем убил? Насекомое жа-а-ал-ко-о-о-…
Вечером я побродил по городу, по парку, находившемуся недалеко от гостиницы. Люблю ходить по ковру из опавших листьев и ворошить их ногами… Потом зашёл в магазин и купил кое-чего к ужину. Войдя в номер, я увидел, что Шура сидит за столом и читает учебную литературу. Когда я расположился ужинать, он вдруг предложил:
– Давай выпьем винца?
Я чуть не подавился булочкой с маслом, а, придя в себя, сказал:
– Ты же не пьёшь…
– Да вот, – смутился Шура и полез в тумбочку, доставая оттуда литровую бутылку венгерского вермута. – Шёл мимо, смотрю – вино хорошее продают. Все хватали, ну и я купил. Надо попробовать.
В знак согласия я вылил из стакана чай, чтобы приготовить посуду.
– У меня и колбаса есть, – засуетился Шура.
Определённо, но бабочка каким-то образом повлияла на него.
– Понимаешь, Павлик, – говорил он мне, спустя некоторое время немного заплетающимся языком, – как-то странно я стал себя чувствовать. Вот сижу один, а сам чувствую, что кто-то ещё есть. Погляжу на дверь, а там эта сидит… Страшно даже становится…
– Да вроде бы ничего, – неуверенно сказал я. Не психом ли он стал, в самом деле?
– Ну, не знаю, как ты, а я очень странно себя
– В природе всё взаимосвязано, – сказал я, припоминая кое-что прочитанное ранее. – Мы все на одной планете живём, из одних и тех же молекул и атомов сделаны, под одним солнцем греемся, одним воздухом дышим и одну воду пьём. Вся Земля – это огромный единый организм, только каждое существо в нём, будь то микроб или животное, река или растение – каждое похоже на отдельную клетку со своими определёнными функциями. В нас, например, кости – это одни клетки, кровь – это другие, нервы – третьи. Они не похожи друг на друга, делают разные дела, по сравнению с другими, но весь наш организм живёт с их помощью. Так и наша планета существует. И уж если у нас внутри всё взаимосвязано и согласовано, то на Земле и подавно должно быть такое… Вот ты бабочку проткнул, а ей больно. Она тебе по биополю старается передать свои ощущения. И, если бы ты, например, был бы, как и она, бабочкой, то испытывал бы такую же боль. Но ты – человек, а, значит, воспринимаешь её сигналы плохо…
– Ерунда всё это, – пробурчал Шура. – Начитался фантастики и придумываешь чёрт-те что… Вон, коллекционеры, у которых тысячи сушёных бабочек, по-твоему у них не жизнь, а сплошные кошмары? Или охотники, рыбаки, или те, кто на мясокомбинатах работают?
– Это уже не люди, – стал я защищать свои идеи. – У коллекционеров страсть накопления перебивает все другие эмоции, и у других людей – рыбаков, охотников – тоже. Тем более что у рабочих-забойщиков скота на мясокомбинатах – это работа. Они вынуждены поступать так, сознавая, что если не будут работать, то кушать станет нечего. Но тут дело ещё и в тебе самом кроется. Может быть, по неизвестной причине у тебя обострились какие-нибудь органы, которые условно можно назвать приёмниками биополя. И ты стал воспринимать ощущения бабочки. Или ещё одна версия: твой приёмник испортился и стал воспринимать только биоволны бабочки, а все остальные не может. Бывает такое в радиоприёмнике – одну волну хорошо принимает, а остальные не берёт. Так и у тебя: раньше понемногу не всё реагировал, а теперь только на бабочку… Наверное, со многими такое случается… Мне кажется, биоприёмники есть у всех существ, даже у растений. И эти приёмники воспринимают общее биополе Земли… А вот другой пример: ты когда в лес попадаешь, что в нём ощущаешь? Какую-то радость души, спокойствие. Верно?
– Ну, допустим.
– Лес создаёт своё огромное биополе. Сами деревья, воздух, флюиды, солнце – всё это влияет на человека. Его собственное поле растворяется в лесном. Он становится, как бы частью леса, его маленькой клеткой.
– Почему же лесорубы ничего не чувствуют, когда деревья пилят?
– А ты их спрашивал? Я вот в стройотряде был когда-то, в студенческие годы. С ребятами железную дорогу в лесу прокладывали. Узкоколейку, чтобы брёвна с лесозаготовок вывозить. Так там приходилось деревья валить. Когда пилишь – бензопила из рук рвётся, зубы её по дереву скользят, того и гляди она из рук вырвется. Тут как-то не до других мыслей. Лишь бы пилу удержать… А вот когда дерево начинает медленно-медленно падать, то смотришь на него и грустно становится. Это точно… Необъяснимая грусть.