Ралли
Шрифт:
Это было то, что уготовано маме Маверика? Суждено ли ему сидеть у постели и смотреть, как Мередит увядает, превращаясь в кожу и кости?
Фэй не пошевелилась. Она просто смотрела на свою мать, застывшую в пространстве между дверью и кроватью.
— Пожалуйста. — Бринн снова попыталась улыбнуться, но улыбка едва тронула ее губы. — Посиди со мной.
В ее голосе была мольба, как будто она знала, что, если Фэй уйдет отсюда, это будет последний раз, когда она увидит свою дочь.
Я положил руку на поясницу Фэй, не подталкивая, не
Она на мгновение прислонилась ко мне, забирая то, что ей было нужно, затем подошла к стулу и присела на краешек.
Я отошел к стене, остановившись рядом с комодом с пятью выдвижными ящиками. На нем стояла фотография в рамке, выцветшая и пожелтевшая от времени.
Женщина смеялась в камеру. Я моргнул дважды, на мгновение подумав, что это Фэй. Но на ней была изображена Бринн, молодая и здоровая, какой она была в прошлые годы.
Фэй была так похожа на свою мать, что это было невероятно.
— Глория рассказала мне о ребенке. — Усталый взгляд Бринн метнулся к животу Фэй — ее фигура была почти скрыта пальто, но сомнений быть не могло: она беременна. — Мальчик?
— Да. — Фэй кивнула.
— Я надеюсь, что у него будут такие же красивые волосы, как у тебя. У тебя такие красивые волосы.
Фэй уставилась на пятно на старом ковре.
— Спасибо, что пришли, — в голосе Бринн послышались слезы. Затем раздался кашель, такой сильный и громкий, что, казалось, он разрывал ее тело надвое.
Прибежала медсестра и сидела рядом с Бринн, пока приступ не закончился. Затем она дала ей глотнуть воды и помогла снова откинуться на подушки.
— Ей трудно много говорить, — сказала медсестра.
Вот и поговорили.
— Я в порядке, — голос Бринн был прерывистым и грубым.
Медсестра грустно улыбнулась ей и вышла из комнаты.
— Прости, Фэй. — Бринн тяжело дышала, как будто каждый вдох давался ей с трудом.
Вероятно, так оно и было, учитывая, что у нее был рак легких. Рак легких в последней стадии.
Ее лечение было направлено лишь на то, чтобы оттянуть смерть, но они ничего не могли поделать. В среду она сказала нам, что ждала слишком долго.
— Я просто хотела сказать тебе это. — По лицу Бринн потекли слезы. — Пока могу.
Подбородок Фэй задрожал, когда она прикусила нижнюю губу, борясь со слезами.
Я подошел к ней и протянул руку.
Она без колебаний взяла ее и сжала так сильно, что у меня хрустнули костяшки пальцев.
— У вас есть имена? — Бринн, казалось, отчаянно хотела поговорить. Ждала хоть какого-нибудь ответа от своей дочери.
Но Фэй молчала, поэтому я ответил за нее.
— Пока нет, — ответил я. — Мы все еще обсуждаем.
— Я отправила Глории список. Она прислала его?
Я грустно улыбнулся ей.
— Да, прислала.
— Вам не обязательно ими пользоваться, — прохрипела Бринн, и звук, вырвавшийся из ее груди, был таким громким и жалобным, что заполнил комнату.
— Гарри? — Фэй подняла голову, все еще сжимая мою руку.
— Нет. Джейсон?
Она покачала головой.
— А как на счет Гэннон? — спросила Бринн. — Назови своей фамилией? Может, это будет не основное имя, но это хорошее второе имя. В некотором роде уникальное.
Взгляд Фэй переместился на ее мать. Пустота исчезла. И моя девочка, моя чертовски сильная Фэй, подарила своей матери благодать. Заслуживала Бринн этого или нет, но сердце Фэй было достаточно большим для них обеих.
— Хорошая идея, мам.
— Спасибо, — промурлыкала Бринн, прикрыв глаза. — Мне она тоже нравится.
Глава 32
Фэй
— Привет. — Маверик зашел на кухню с пустым стаканом.
— Привет. — Я взяла последние вилки и ложки из корзины посудомоечной машины, чтобы убрать их в ящик для столового серебра.
— Раш рассказал мне о твоей маме. Мне жаль.
Я расставила посуду по местам и пробормотала:
— Спасибо.
Моя мать умерла.
Прошло три недели с тех пор, как мы с Рашем навещали ее в доме моего детства. С тех пор я навещала ее еще четыре раза, каждый раз с Глорией. Мы сидели с мамой в ее тесной спальне, слушая, как она сопит и кашляет, и пытались говорить. Мы выслушали ее извинения за обиды, которые она отчаянно пыталась исправить в последние дни своей жизни.
Я планировала встретиться с ней в пятый раз, чтобы прийти одна. Но в пятницу, в тот день, когда я планировала навестить ее, мне позвонила медсестра из хосписа.
Мама умерла во сне.
Она не хотела, чтобы ее хоронили, поэтому два дня назад Глория, ее отец и я отправились в горы неподалеку от Мишна, чтобы развеять мамин прах.
Чак сказал несколько слов, пока плакал.
Глория плакала так сильно, что не могла говорить.
А я смотрела на серое облако из ее останков, пока его не унесло ветром.
Была среда. Ее не было уже пять дней, а я так и не проронила ни слезинки.
Это было ненормально. Я была на последнем сроке беременности, и мое тело бурлило от избытка гормонов. Я должна была превратиться в рыдающую, обезумевшую кашу. Что со мной было не так, раз я не могла плакать?
— Я, эм… — Маверик провел рукой по лицу. — Я пойму. Вроде. Если ты захочешь поговорить.
Нет, я не хотела говорить.
— Может быть, в другой раз.
— Да. Не беспокойся.
Я закончила мыть посуду, закрыла мойку и проскользнула мимо него в гостиную, более чем готовая подняться наверх, в душ, где я могла бы вымыть голову, переодеться в пижаму и лечь спать.
Но прежде чем я успела уйти, Мав окликнул меня по имени.
— Фэй?
Этот парень. Разве он не мог просто притвориться, что меня не существует? Мы провели недели, избегая друг друга. Это был самый простой способ сохранить наше перемирие. Я обернулась только из-за перемирия. Потому что у меня не было сил бороться.