Рама для картины
Шрифт:
Мистер Гриин. С двумя «и».
Ему потребовалось на какую-то долю секунды больше. В первый момент с недоумевающим видом переводил взгляд с меня на картину и обратно.
Затем на лице его отразилось безмерное удивление: вспомнил, где видел. Резко шагнул назад и протянул руку к стене за дверью.
Я уже подходил, но опоздал. Стальная решетка опустилась вниз, закрыв дверной проем, и защелкнулась — на полу. Мистер Гриин стоял снаружи. Каждая черточка его лица еще выражала изумление, рот был приоткрыт. Почувствовал страх, какого не испытывал никогда в жизни; понял, что моя скороспелая теория о том, будто
— В чем дело? — послышался чей-то басовитый голос из глубины коридора.
Но у мистера Гриина язык прилип к гортани. Появился человек из конторы и посмотрел на меня сквозь решетку, преградившую выход.
— Вор?
Мистер Гриин отрицательно покачал головой. К ним присоединился молодой человек с выражением живейшего любопытства на лице. Прыщи на подбородке придавали ему на вид больного корью.
— Ба, — громко, как и положено австралийцу, выразил он свое удивление. — Да ведь это тот самый парень, который был в Художественном центре. Тот, который погнался за мной. Но, клянусь, сюда он не дошел. Честное слово.
— Заткнись, — коротко бросил человек из конторы. Он пристально смотрел на меня. Выдержал его взгляд.
Стоял в ярко освещенной комнате. Выход закрыт. Спрятаться негде, никакого оружия под рукой.
— Послушайте, — осторожно начал я. — В чем дело? — Подойдя к стальной решетке, постучал по ней. — Откройте эту штуку.
— Что вы здесь делаете? — спросил человек из конторы. Он был выше и тяжелее Гриина и, судя по всему, занимал в галерее более высокое положение. Недружелюбный взгляд из-под очков в массивной темной оправе; голубой в горошек галстук-бабочка под двойным подбородком; маленький рот со слегка отвисшей нижней губой, редеющие волосы.
— Смотрю. Всего-навсего смотрю картины.
Сама невинность, подумал про себя, к тому же туповатая.
— Он гнался за мной в Художественном центре, — повторил парень.
— Ты чем-то плеснул в глаза человеку. Тот мог ослепнуть.
— Он что, ваш друг? — спросил человек из конторы.
— Нет. Просто оказался рядом, только и всего. Так же, как я оказался здесь. Смотрел картины. А что, нельзя?
Мистер Гриин обрел голос.
— Я видел его в Англии, — заявил он, обращаясь к человеку из конторы. Перевел взгляд на картину Маннингса, затем взял того, который для меня уже стал «главным», под локоть и отвел дальше по коридору.
— Открой дверь, — попросил малого, который все еще глазел на меня.
— Не знаю — как. И за это не похвалят.
Вернулись мистер Гриин и «главный». Опять уставились на меня.
— Кто вы? — спросил «главный».
— Приехал сюда на скачки, ну и, конечно, на крикетный матч.
— Зовут вас как?
— Чарльз Нейл. Чарльз Нейл Тодд.
— Что вы делали в Англии?
— Живу там. — Всем своим видом давал понять, что стараюсь подавить раздражение. — Послушайте. Вот этого человека, — указал кивком головы на Гриина, — видел у одной женщины в Сассексе. Та согласилась подвезти меня домой со скачек. Понимаете, я опоздал на поезд и голосовал на дороге, недалеко от частной стоянки. Она остановилась, подобрала меня, а потом сказала, что хочет сделать крюк и взглянуть на развалины своего дома — он недавно сгорел. Когда приехали, там был этот человек. Сказал, что его зовут Гриин
— Какое совпадение, что вы опять встретились! И так скоро…
— Действительно совпадение. Но, черт возьми, не причина, чтобы меня запирать.
На их лицах была нерешительность.
— Вызовите полицию, сообщите кому следует, если я, по-вашему, в чем-то виноват.
«Главный» протянул руку к выключателю на стене. Стальная решетка поднялась вверх, причем куда медленнее, чем опускалась.
— Прошу извинить, — сказал он без особого раскаяния. — Мы должны проявлять осторожность. В галерее много ценных картин.
— Да вижу, — откликнулся я, делая шаг вперед и подавляя желание пуститься бежать со всех ног, — Но все-таки… — Мне удалось произнести это обиженным тоном. — Ладно, все хорошо, что хорошо кончается.
Все трое последовали за мной по коридору. Это совсем не пошло на пользу моим нервам. Посетители, судя по всему, уже ушли. Смотрительница закрывала входную дверь.
— Думала, все уже ушли, — удивленно сказала она.
— Небольшое недоразумение, — ответил я, выдавив из себя жалкий смешок.
Профессионально улыбнулась и отперла дверь.
Шесть ступенек. Свежий воздух. Боже, каким же ароматным он показался! Оглянулся. Все четверо стояли в дверях. Пожал плечами, кивнул и потрусил прочь под моросящим дождем. Чувствовал себя мышью-полевкой, выпущенной ястребом.
Сел на трамвай и долго ехал по незнакомым районам громадного города, стремясь лишь к одному — оказаться подальше от этой тюрьмы в подвале.
Потом они, конечно, все это обмозгуют. Обязательно. И пожалеют, что отпустили. Конечно, уверенности, что мое появление в галерее не было простым совпадением, у них не будет. Случаются и совсем поразительные совпадения. Например, секретарем Линкольна непосредственно перед его убийством был человек по фамилии Кеннеди, а секретарем Кеннеди — Линкольн.
Но все-таки, чем больше они будут думать, тем больше им будет казаться, что что-то тут не так. Где же они станут меня искать, если до этого додумаются? Не в «Хилтоне», конечно, подумал не без удовольствия. На скачках, вот где: они ведь знали, что пойду туда. Я пожалел, что сказал об этом.
На конечной остановке вышел из трамвая, увидел перед собой занятный ресторанчик, на дверях которого были написаны большие буквы — ПСС. Заказав бифштекс, попросил принести карту вин.
Официантка удивленно подняла брови.
— Это же ПСС.
— А что такое ПСС?
— Вы приезжий? Принеси С Собой. Поесть у нас можно, а спиртного мы не держим.
— А-а.
— Хотите выпить? Ярдов через сто от нас есть винный магазинчик для автомобилистов. Еще открыт…
Решил обойтись без спиртного. Прихлебывая кофе, то и дело перечитывал веселое объявление на стене: «В банках не жарят бифштексы, а у нас не принимают к оплате чеки».
Возвращаясь на трамвае в центр города, проехал мимо этого винного магазинчика. Он ничем не отличался от заправочной станции, и не знай я, в чем дело, подумал бы, что все эти автомобили выстроились в очередь на заправку… Вот почему Джик так восторгался воображением австралийцев. Любовь к развлечениям прекрасно сочеталась у них со здравым смыслом.