Рама для картины

Фрэнсис Дик

К приходу Джика и Сары меня уже поместили в палату. Забрался в постель и почувствовал себя совсем худо. Знобило. Холод шел откуда-то изнутри. Это была защитная реакция организма на травму, иными словами — шок.

— Они действительно взяли картину, — сказал Джик, — и бумажник тоже.

— А галерея закрыта, — добавила Сара. — Девушка из магазина напротив видела, что Харли закрыл ее рано, правда, она не видела, когда тот уехал. Выезжает обычно с заднего двора, машина у него там.

— Полиция побывала в мотеле, —

сказал Джик, — мы им объяснили, что пропала картина, но, по-моему, они не обратят на это внимания, если не рассказать всю историю…

— Надо подумать.

— Что теперь делать? — спросила Сара?

— Знаете… нет смысла здесь оставаться. Завтра возвращаемся в Мельбурн.

— Слава Богу, а то я думала, ты хочешь, чтобы мы пропустили Кубок.

Несмотря на прорву таблеток, ночь у меня была бессонная, тяжелая. Лежать было неудобно в любом положении. Послешоковое состояние вызвало лихорадочный жар. На теле оказалось, наверное, мест пятнадцать, где колотился пульс. Малейшее движение вызывало резкий протест, как у несмазанного мотора. Ничего удивительного, раз медики посоветовали остаться у них на ночь.

До рассвета перебирал в голове все счастливые случайности. Могло быть гораздо хуже.

Больше всего тревожила не кровожадность нападавших, а быстрота, с которой они нас разыскали. С того самого момента, как увидел разбитую голову Регины, было ясно — за всем этим стоит безжалостный ум. В действиях подчиненных всегда ощущаешь натуру шефа.

Не мог отвязаться от мысли, что решение сбросить с галереи вызвано именно жестокостью. Для убийства такой вариант слишком ненадежен. Падение с такой высоты могло и не привести к смертельному исходу — даже не будь там дерева. Те двое, насколько я помнил, не подошли, чтобы добить меня, пока — полуживой — лежал неподвижно.

Значит, всего лишь чудовищный способ убрать с дороги, чтобы беспрепятственно ограбить. Или целью было вывести из строя?

Может, и то и другое вместе.

Но как же они нас разыскали?

Какое-то время ломал над этим голову, но так и не нашел подходящего ответа. Скорее всего, Вексфорд или Гриин, позвонили по телефону из Мельбурна и велели Харли Ренбо быть начеку. Как они запаниковали при известии, что видел Маннингса и свежую копию Милле… Да еще прихватил образчик работы Ренбо… Нет, не смогли бы столь молниеносно переправить двух амбалов из Мельбурна в Алис-Спрингс.

Между покупкой картины и нападением прошло всего четыре часа. Какое-то время ушло на то, чтобы узнать, где мы остановились. Надо было еще улучить момент, когда пойду из бассейна наверх.

Все-таки вели слежку с самого ипподрома Флемингтон. Или нашли по спискам авиапассажиров. Но если так, то они предупредили бы Ренбо о нашем приезде. И он не стал бы ничего показывать.

Я бросил думать об этом. Не уверен, смогу ли узнать нападавших,

если снова их встречу. Того, что был сзади, конечно, не смогу — даже не удалось взглянуть на него. Как бы там ни было, прекрасно справились со своей задачей: вывели из строя. Так бы и было, будь здравомыслящим человеком, думающим о своем здоровье.

Кажется, им просто нужно время, но зачем? Усилить охрану и замести следы? А если проверить, существует ли связь между картинами и грабежами? Пустое…

Расследование упрется в неприступную стену респектабельности. Когда узнают, что остался жив, все равно решат — на ближайшее время вырубился. Значит, действовать. Правильно.

Голову было убедить нетрудно. Но вот ниже шеи — совсем другая история.

Джик с Сарой появились только в 11 часов.

— Боже мой, — сказала она. — Ты выглядишь хуже, чем вчера.

— Как ты добра.

— Мы, наверное, никогда не доберемся до Мельбурна. Прощай, Кубок.

— Вас здесь никто не держит.

— Думаешь, мы развернемся и уедем? И оставим тебя здесь… в таком состоянии?

— А почему бы и нет?

— Что ты мелешь?

Джик вальяжно развалился в кресле:

— Мы не несем за него абсолютно никакой ответственности. Он докатился до того, что его сбрасывают с галереи…

— Как ты можешь такое говорить? — взвилась Сара.

— Мы не хотим иметь к этому никакого отношения.

Я не мог сдержать улыбки. Сара расслышала язвительный отзвук собственных речей трехдневной давности. Всплеснула руками, поняв, наконец, что к чему.

— Ах ты гад, — сказала она.

Джик улыбнулся, как кот, наевшийся сметаны.

— Мы прошлись до галереи, — сказал он. — Все еще закрыта. Разузнали, как пройти на задний двор, заглянули внутрь через стеклянную дверь. Догадываешься, что увидели?

— Ничего.

— Совершенно верно. Никакого мольберта с копией Милле. Все подозрительное заботливо убрали подальше. Остальное имеет нормальный вид.

Переменил положение, пытаясь облегчить боль с одной стороны; вызвал тем самым бурный протест других пораненных мест.

— Даже если бы удалось проникнуть туда, не нашли бы ничего подозрительного. Ясно, что все улики исчезли еще вчера днем.

— Наверняка, — согласился Джик.

— Мы поинтересовались у дежурной, не спрашивал ли нас кто-нибудь.

— Ну и как, спрашивали?

Сара кивнула:

— Позвонил мужчина. Кажется, примерно в начале одиннадцатого. Спросил, не остановился ли тут мистер Чарльз Тодд с друзьями, и, когда она ответила «да», попросил назвать номер комнаты. Объяснил, что должен тебе кое-что доставить.

— Господи! Ничего себе доставочка! Прямо экспресс. Сверху вниз.

— Дежурная сообщила номер комнаты и сказала: если тот оставит передачу в приемной, она позаботится, чтобы ты ее получил.