Рамакришна И Его Ученики
Шрифт:
Затем Нарен продолжил свою историю так:
«Вот действительно человек, который от всего отрекся, сказал я себе, он практикует, что проповедует, он всем пожертвовал во имя Бога. А он говорил: „Бога можно видеть и говорить с ним, как я сейчас вижу вас и с вами говорю. Но кто хочет видеть Бога и говорить с ним? Люди скорбят и проливают столько слез, что можно ими наполнить множество кувшинов, потому что у них умерли жена или сын, потому что они потеряли деньги или лишились имения. А кто плачет из-за того, что не может увидеть Бога? Но если человек по-настоящему хочет увидеть Бога, если он взывает к Богу, Бог обязательно откроется ему – это уж наверняка".
При этих словах я окончательно убедился, что он отличается от всех прочих вероучителей, с которыми я до того встречался, – те были переполнены
Тем не менее Нарен не показывался в Дакшинешваре целый месяц. Сарадананда замечает, что удивляться этому едва ли приходится. Нарен не решался снова посетить Рамакришну, боясь возможной силы его воздействия на себя, инстинктивно понимая, что воздействие Рамакришны есть прямой вызов его образу мыслей. Хотя духовная жизнь Брахмо самаджа и оставляла Нарена в неудовлетворенности, он с энтузиазмом относился к идеям реформирования общества. А к традиционному индуизму, какой представлял Рамакришна, Нарен относился критически. Юноша верил – или полагал, что верит, – скорее в разум, нежели в интуицию, скорее в различение, чем в слепую преданность. Экстатические состояния Рамакришны смущали его. И он не мог представить себе, что стал бы проводить всю жизнь в медитации и богопочитании, запершись в четырех храмовых стенах. Неспокойная натура влекла его к бродячей жизни, совесть реформатора подталкивала к социальному служению.
Встреча с Рамакришной просто сбила его с толку. Он твердил себе, что перед ним безумец, одержимый одной-единственной идеей. Но в то же время Нарен чувствовал, что человек этот ему очень дорог и что, вопреки себе, он почти готов следовать за ним. Почти – но нет, это же немыслимо! Нельзя же стать учеником сумасшедшего! А Рамакришна наверняка сумасшедший. Сумасшедшим должен быть именно Рамакришна, иначе – что за дикая мысль! – сумасшедшими придется признать Джона Стюарта Милла и Герберта Спенсера, а также реформаторов из Брахмо самаджа, да и вообще весь мир. Но если Рамакришна в здравом уме, то Нарену предстоит вывернуть наизнанку и полностью перетряхнуть все, во что он верил и чему учил его мир. Себя ему тоже предстояло вывернуть наизнанку.
Яростное сопротивление, оказанное Нареном притягательности Рамакришны, есть мера его величия. Он ничего не мог принять частично. Альтернативой для него, без сомнения, могло стать только полное самоотречение. Недаром же много лет спустя, когда Нарен уже был Вивеканандой, он сказал одной западной последовательнице учения, которую друзья поддразнивали за бесконечные сомнения, колебания и неспособность отдаться вере:
– Пусть никто не сожалеет, что не сразу поддался убеждению. Шесть долгих лет я противился моему Учителю, но в результате изучил каждый дюйм пути.
Вот как описал Нарен второе посещение Дакшинешвара. На сей раз ему пришлось проделать весь путь пешком.
«Я и представить себе не мог, что Дакшинешвар так далеко от Калькутты, потому что я только раз там побывал, и то – приехал в экипаже. Но на этот раз я все шел и шел, а дорога все не кончалась. Я останавливался, расспрашивал, правильно ли иду. В конце концов я достиг Дакшинешвара и прошел прямо в комнату Учителя. Он сидел в глубокой медитации на маленькой кровати, которая стояла у него рядом с большой. В комнате больше никого не было. Осознав мое присутствие, он радостно пригласил меня подойти поближе и усадил на край той же кровати. Рамакришна был в странном настроении. Пробормотал что-то себе под нос – я так и не понял что, – всмотрелся в меня, встал и подошел поближе. Я подумал, что сейчас начнется очередная безумная сцена. Но не успел я додумать эту мысль, как Рамакришна коснулся меня правой ногой, и со мной начало происходить нечто совершенно поразительное. Мои глаза оставались открытыми, и я видел, что все в комнате, включая и сами стены, бешено закружилось и стало отступать, вместе с этим я почувствовал, что мое осознание себя и всей
– Ты что со мной делаешь? Разве ты не знаешь, что дома меня родители ждут?
Услышав это, Учитель громко расхохотался. Он дотронулся до моей груди и сказал:
– Ладно, давай на этом остановимся. Нет никакой нужды спешить. Всему свое время.
К моему изумлению, невероятное чувство исчезло так же внезапно, как появилось. Я возвратился в нормальное состояние и увидел, что комната стоит недвижно, как и прежде.
Описание этого случая потребовало некоторого времени. Произошло же все мгновенно. Но случившееся изменило весь мой образ мыслей. Я был в смятении и мучительно пытался разобраться в себе. Я видел, что переживание началось и закончилось по воле этого поразительного человека. Я начитался достаточно книг о гипнозе и мог предположить, что столкнулся с чем-то в этом роде. Однако сердцем я чувствовал, что это не так. Ибо даже люди огромной воли способны вызывать подобное состояние только у слабых умов. Я же до того времени гордился своим интеллектом и силой воли. Нет, он не загипнотизировал меня, не превратил в послушную марионетку. Напротив, при первой встрече он же произвел на меня впечатление помешанного. Тогда как же я неожиданно оказался в этом состоянии? Мне все это казалось тайной. Но я принял решение быть настороже, на случай, если и в будущем он попытается воздействовать на меня подобным образом».
Когда Нарен пришел в себя от пережитого, Рамакришна начал шутить с ним, угощать его и вел себя с такой откровенной нежностью, что Нарен опять испытал немалое смущение. К вечеру Нарен заявил, что ему пора домой. Рамакришна казался огорченным и разочарованным. Он взял с Нарена слово, что тот снова появится в Дакшинешваре, как только сможет.
Нарен появился примерно через неделю, очень настороженный и полный решимости больше гипнозу не поддаваться. Рамакришна предложил пройтись по садам к югу от комплекса, поскольку в самом Дакшинешваре в тот день было полно народу. Они вдвоем отправились в садовый домик – тот самый, где Рамакришна впервые увидел изображение Пресвятой Девы с младенцем Иисусом, – и расположились там. Скоро Рамакришна погрузился в самадхи. Нарен наблюдал за ним. Вдруг Рамакришна до него дотронулся – совершенно так же, как в прошлый раз. Несмотря на твердую решимость не поддаваться, Нарен в этот раз полностью потерял сознание. Придя в чувство, Нарен увидел, что Рамакришна с нежной улыбкой проводит рукой по его груди. Нарен понятия не имел, что происходило, пока он был в бесчувствии.
Позднее Рамакришна рассказывал другим ученикам:
– В тот день, когда Нарен утратил ощущение своего нынешнего «я», я задал ему множество вопросов: кто он на самом деле, откуда явился, сколько времени пробудет в этом мире и так далее. Я заставил его войти в самые глубины своего естества и там найти ответы на мои вопросы. Ответы стали подтверждением того, что мне уже было известно из видений. Рассказывать о таких вещах запрещено. Но могу вам сказать, что как только Нарен узнает, кто он на самом деле, то покинет этот мир. Огромным усилием воли и йогическими силами он немедленно оставит свое тело. Нарен – великая душа, совершенная в медитации.
Одно видение Рамакришна все же описал – из тех, которые Нарен подтвердил своими ответами. Ум Рамакришны в состоянии самадхи проник сквозь миры грубой материи до тонкого мира идей, а оттуда поднялся к тому, что он описал как «изгородь из лучей», которая разгораживает делимое и неделимое. За изгородью исчезает Форма, поэтому туда не проникают даже боги с богинями. Тем не менее в этой области неделимого Рамакришне увиделись семеро святых, чьи тела состояли из одного света чистого сознания. Святые были погружены в самадхи, и величие их превосходило величие богов. На глазах Рамакришны что-то сформировалось из сплошного света, и это что-то приняло форму младенца. Младенец спустился к одному из святых и, обвив ручонками его шею, попытался вывести того из самадхи. Святой пробудился и при виде младенца просиял от радости – Рамакришна понял, что они вечно сопутствуют друг другу.