Рамана Махарши: через три смерти
Шрифт:
Однажды Махарши, просматривая ежемесячный журнал «Грихалакшми», засмеялся и передал его Сури Нагамме – одной из поварих на кухне, которая в тот момент уже направлялась к выходу, и сказал: «Здесь превозносятся достоинства чеснока. Обязательно прочти!» В статье рекомендовалось добавлять чеснок во все приправы, ибо нет ничего полезнее для здоровья. После обеда он снова вернулся к этой теме и добавил: «Конечно, чеснок полезен для здоровья. В древности его считали каплями амриты!» И он рассказал легенду, как демоны украли у богов амриту (напиток бессмертия), и во время их борьбы несколько капель пролилось на землю и превратилось в дольки чеснока. «К чесноку прикасались демоны, поэтому, несмотря на все свои достоинства, он относится в писаниях к тамасичной (нечистой) пище», – заключил Махарши с иронией. Так в повседневности ашрама переплетались газетные новости,
После газет Махарши приносили письма – они приходили со всего мира, и некоторые из них были адресованы просто: «Махарши, Индия». Он прочитывал каждое письмо очень внимательно, изучая даже обратный адрес и почтовую марку. Если в письме были новости для кого-то из присутствующих, он зачитывал их вслух. Однако он никогда не отвечал на письма сам: его учение было столь просто, что ответ составлялся в офисе, после чего Махарши оставалось его проверить и лишь слегка подправить. Когда ситуация была не совсем стандартной, Махарши диктовал дополнительно пару фраз, после чего ответ запечатывали и отсылали. Единственное, в чем нельзя сомневаться, что вместе с ним Махарши посылал каждому свое благословение.
«Слишком человеческое» чувство юмора
Труднее всего передать, насколько естественным и человечным было поведение Махарши с окружающими. Беседы с ним текли совершенно непринужденно, он часто улыбался и многое обращал в шутку. Так, он нередко иронизировал по поводу излишнего пуританизма своей матери, которая слишком буквально выполняла все предписания священных текстов для брахманов. Если край ее сари касался посетителя низшей касты, Махарши сразу восклицал: «Посмотрите! Чистота потеряна!», а когда она отказывалась от лука, который считается тамасичной пищей, он сразу высмеивал ее: «Взгляните на эту луковицу! Какое непреодолимое препятствие для освобождения!» А одна пятилетняя девочка написала своему отцу, который никогда не встречался с Махарши: «Ты его сразу полюбишь. Когда он улыбается, все вокруг счастливы…»
Даже в первые годы сурового самоотречения Махарши был способен на розыгрыши. Однажды его преданные ушли в город за едой, а дверь заперли снаружи, опасаясь, что он может в трансе уйти в неизвестном направлении. Но Махарши было известно, что дверь можно снять с петель, не трогая замок, поэтому он приподнял ее и вышел, снова повесив на прежнее место. По возвращении преданные не нашли его и, страшно перепугавшись, бросились искать его повсюду, не забыв, однако, снова запереть дверь. Тогда он вернулся тем же путем и невозмутимо наблюдал, как измученные безуспешными поисками преданные обнаружили его на прежнем месте и долго обсуждали, как он исчез и появился благодаря своим сверхъестественным способностям. Ни один мускул не дрогнул на лице Махарши, но годы спустя он рассказывал об этом случае столь увлекательно, что весь холл сотрясался от хохота.
Глава 3
Древние письмена из источника безмолвия
Путь Махарши поистине уникален также и потому, что свой опыт самореализации он получил задолго до того, как познакомился с древнейшими учениями о духовном пути к просветлению. Хотя он происходил из брахманской семьи, в детстве его религиозность сводилась к случайным посещениям храма богини Минакши. Да и это происходило, только если друзья звали его посмотреть на статуи богов, после чего он сразу возвращался домой без особых впечатлений. Лишь после переживания смерти, пробудившего осознание независимости духа от тела, Махарши стал проводить в храме каждый вечер, подолгу простаивая перед изображением бога Шивы, и волны необъяснимых чувств затопляли его всего, так что он заливался слезами. Единственной священной книгой, прочитанной им к тому возрасту, были жития тамильских святых – «Периа-пуранам», поэтому и его представление о боге было вполне «пураническим». Махарши ничего не слышал ни о Брахмане, ни о сансаре, и не имел ни малейшего понятия о сущности Сверхличностной Реальности, пронизывающей все на свете, с которой были одинаково слиты и бог, и его собственная Самость.
Только значительно позднее, уже по прибытии к Аруначале, он услышал «Рибху-гиту» и другие священные тексты, с удивлением обнаружив, что в них точно названы и подробно объяснены все состояния, которые ему довелось пережить в своем безмолвном опыте. В дальнейшем он научился использовать «язык» этих книг для описания своего интуитивного прозрения, а также для передачи другим людям способа его достижения. Но поскольку его «духовное образование» оставалось хаотичным, он свободно смешивал тексты разных традиций, применяя, например, для обозначения окончательного освобождения то йогический термин «самадхи», то буддийский – «нирвана», то индуистский – «мокша». В основном его внимание привлекала адвайта-веданта в изложении Шанкарачарьи, и нередко считают, что Махарши воспринял «учение о недвойственности» как свое собственное. Однако это несколько поспешное и опрометчивое заключение, поэтому мы подробно рассмотрим все источники, из которых Махарши составил свой неповторимый «философский словарь».
Тамил наду:
дравидская почва, арийские всходы
Южная Индия сильно отличается от северной своей самобытной культурой, и это не могло не отразиться на учении Махарши. С древнейших времен в южной части субконтинента проживало темнокожее и низкорослое дравидское население, создавшее свои причудливые культы, отголоски которых сохранились в обрядовой практике тантры. Напротив, хорошо известное нам арийское наследие – веды, упанишады и т. п. – распространялось первоначально на севере, и хотя за несколько тысячелетий оно проникло до самого крайнего юга Индии, местное население сохранило и свои языки, и свои обычаи. Южные народы восприняли ведическую культуру, создав на ее основе новые литературные произведения, но до сих пор они противятся внедрению хинди в качестве общеиндийского языка, а студенты в знак протеста даже совершают публичные самосожжения.
Рамана Махарши родился и провел всю свою жизнь в штате Тамил Наду, говорил и писал на тамильском языке, сам перевел на него некоторые классические труды по адвайта-веданте, высоко оценивал оригинальный тамильский трактат «Кайвалья Наванита», раскрывающий основы учения о недвойственности. Именно в тамильском варианте, «Вичара Сагара», Махарши впервые прочел «Океан вопрошания» – беседы ученика с учителем, первоначально записанные на хинди. Как уже отмечалось, в детстве на него произвели сильное впечатление жития тамильских святых, а также он прекрасно знал тамильскую поэзию, особенно посвященную горе Аруначале. Кроме того, Махарши хорошо владел еще двумя южноиндийскими языками – телугу и малаялам. Но такое сложное культурное переплетение не сделало учение Махарши запутанным и трудным для понимания, ибо он исповедовал истины, лежащие в основе любой культуры.
«Периа-пуранам» – примеры для подражания
«Периа-пуранам» – это древнее собрание, куда вошли жития шестидесяти трех тамильских святых, прославившихся своей беспредельной преданностью богу. Познакомившись с ними еще в детстве, Махарши пересказывал отдельные истории при каждом удобном случае, неизменно приходя в состояние божественного экстаза. Говоря о четырех самых знаменитых святых, он считал их воплощениями четырех типов преданности, когда бог воспринимается в качестве друга, возлюбленного, господина или сына. Мы приведем здесь только два сюжета, которые Махарши обычно пересказывал в состоянии глубокого волнения, погружаясь в состояние самадхи. Нетрудно догадаться, что «Паломничество к Аруначале» оказалось сбывшимся пророчеством его судьбы, а история написания «Тирувачакам» является прекрасным прообразом того, как Махарши создавал собственные поэмы.
Тамильский святой Самбандха был искренним преданным Господа и главой общины отшельников, поэтому владел некоторым «состоянием» в виде золотого колокола и жемчужного паланкина, а также прочими культовыми принадлежностями, нужными для совершения обрядов почитания. Совершая паломничества по стране, он заметил в отдалении пик Аруначалы и запел от восторга, тогда сам бог Аруначала сперва появился перед ним в образе света, а затем принял образ старого брахмана с корзиной цветов в руках. На вопрос, откуда он пришел, тот ответил: «С горы Аруначалы – я набрал там цветов в полдень, и они еще не увяли».
Пораженный сообщением, что гора обетованная столь близка, Самбандха не мешкая попросил странника отвести его туда. Старец провел его в нужном направлении часть пути, а затем внезапно растворился в воздухе. Оставшись без проводника, Самбандха продолжил путь вместе со своими последователями, но скоро они перестали понимать, куда же они идут, а потом на них напали разбойники и отобрали все драгоценности. Тогда Самбандха стал молиться Господу, и тот появился перед ним и успокоил, что «грабители» – его верные слуги, которые уже доставили все имущество на гору, и указал верный путь.
Прибыв на гору, где и впрямь вновь обрел свои сокровища, Самбандха восславил Господа и пробыл на ней несколько дней. Когда же ему исполнилось шестнадцать лет, он решил жениться, и вскоре свадебная процессия направилась к храму, еле различимому в сиянии света. Как только супруги вступили в храм и за ними последовала толпа народа, все они бесследно растворились в Свете, а храм снова принял обычный вид.