Рамаяна по-русски
Шрифт:
Чудище испустило душераздирающий крик. Где-то далеко-далеко с тоскливым шумом рухнуло наземь несколько вековых сосен и кедров. Братья переглянулись, но ничего друг дружке не сказали. Наверное, ничего толкового не пришло в голову. Да и не успели они словом-то обмолвиться. Местная достопримечательность заграбастала их в одночасье своими эксклюзивными руками. И те повлекли братьев по-над поляной пред светлое око своего хозяина.
Ромыч по обыкновению последних дней ничего не сказал, а Лёха мгновенно сориентировался и проявил чудеса красноречия:
– Блин-душа! Ромыч! Он меня схватил! Вот гад! Правда?
Ромыч ничего
Живой мегафискарс поднёс путешественников к своему выдающихся размеров глазу, подслеповато прищурился, оглушительно кашлянул, так, что у Алексея из правого уха струйкой побежала кровь, и пробормотал растерянно:
– Что-то не разберу сослепу: съестное или несъестное?
– Хочешь попробовать нас на вкус? – с живым интересом спросил Роман.
– Ух ты! Оно ещё и разговаривает! – заулыбался безголовый демон. – Значит, съестное! – После проведённой таким образом идентификации «добра», найденного на расстоянии протянутых рук, монстр сказал следующие слова: – Очень уж у меня, ребятушки, аппетит разыгрался: годиков эдак дцать с гаком утихомирить его не могу. Так что не обессудьте: придётся мне вас без стыда и жалости, а, кроме того, без суда и следствия употребить внутрижелудочно – и незамедлительно.
– Ишь чего захотел! – возразил Лёха. – А если мы в корне несогласные?
– Пишите в книгу жалоб или в общество защиты потребителей. Но спервоначала я вас всё-таки слопаю, – и демон направил движение своих огромных ручищ к широко раскрывающемуся рту.
Оказавшись в непосредственной близости от плечевых суставов чудовища, Лёха и Ромыч кивнули друг другу и одновременно рассекли воздух тонко свистнувшими мечами. Руки ракшаса упали на землю. Он проревел от неожиданности. Лёха схватился за уши и упал на землю. Но тут же поднялся, держа меч наготове. Ромыч молчал по обыкновению последних дней.
– Вай, как больно! – жалобно крикнул демон не намного, но уже тише. И завалился на спину.
Роман и Алексей подошли к нему вплотную. Тяжело дышащий демон скосил глаз в их сторону и без агрессии в голосе пророкотал:
– Ну, что, хлопчики? Стало быть, давайте знакомиться, раз такое дело.
– Ага! Щазз!! – заерепенился Лёха. – Обойдёсси, уважаемый. Желания нет знакомство с тобой водить!
– Ты чё, брат? – с укоризной пристыдил младшего Рома. – Неудобно, право! – и, деликатно-извиняющимся тоном обратился к истекающему кровью любителю покушать: – Вы на нас не серчайте, любезный. Мы обычаев местных не знаем, но и зла никому не желаем. А имена наши простые: я – Роман Дашаратхович, а это – брат мой меньшой Алексей, стало быть, Дашаратхович. А за руки простите нас великодушно. Однако, вы и сами тоже хороши: ни к селу, ни в Красную Армию отобедать нами решили изволить. Негоже это.
– Ой, негоже! – согласно простонал демон. – А что делать? Привычка такая дурная с младенчества: что увижу – всё в рот тащу. А мамани и папани у меня де-факто никогда не было. И де-юре – тоже. Так что вовремя не отучили. А тут вы мимо идёте. Так что, поделом мне.
– Ага, – включился в разговор Лёха, – поделом! И исполать!
– А что такое исполать? – поинтересовался демон, решив ещё несколько мгновений не умирать.
– А хто его знает! – не стал врать Алексей. – Но слово больно мне нравится. Красивое слово, правда?
Демон осуждающе вздохнул, закрыл глаз и затих.
Роман оттянул его веко кверху и вежливо сказал:
– Уважаемый, я дико извиняюсь, что отрываю вас от важного дела, но не могли бы вы сообщить нам ваше достославное имя?
Демон встрепенулся, открыл глаз, извинился за то, что отлучился ненадолго и, прежде, чем преставиться, представился:
– Кликуха моя по жизни Кабан Без Башни. В просторечии КББ.
47. Сын поварихи и лекальщика, я с детства был примерным мальчиком…
И сказал:
– Сколько себя помню, парнишкой я был конкретным и по репе настучать мог любому. И руки у меня с рождения были длинные, хотя и не до такой степени, как перед нынешней смертью. Мне по наследству досталась способность быть оборотнем. Днём я копался в огородике и скучал, пропалывая петрушку, аджван, женьшень и коноплю, имея внешность обычного человека. К слову сказать, выглядел я классно. Покруче вашего раз в пятнадцать, чтоб мне сдохнуть, если вру! А девчонкам нравился даже тем, которые меня никогда и не видели. Да что там! Даже тем, которые и о моём существовании не подозревали.
– Врёшь! – усомнился Лёха.
– А я верю, – вступился за умирающего чудилу Роман.
– Спасибо, великодушный воин, – поблагодарил Ромыча Кабан Без Башни и продолжил рассказ: – Ночью же я принимал облик, в котором вы меня здесь застукали и пугал добрых и разных людей. А порой и отужинать ими не брезговал. Неподалёку жил вредный святой старик по имени Фуражир – фуражка у него была жирная и от затылка никогда не отлипала. Дедка этого я конкретно достал: отнял у него фуражку – и у него на глазах съел. Вместе с козырьком, околышем, кокардой и матросскими ленточками. И даже не запил ничем!
Фуражир тогда злобно замахал ручонками и закричал: «Проклинаю тебя, Кабан противный! Навсегда ты останешься внутри этой ростовой куклы и будешь пугать других! И девчонки больше водиться с тобой не станут! Понял, козёл?»
Я понял, что переборщил с шутками, бухнулся на колени и сказал старику: «Прости ты меня, дедушка, Христа ради! Без девчонок я ж помру!» – «Не помрёшь! Перекантуешься как-нибудь!» – ответил святой. Я долго ему что-то говорил, упрашивал, плакал, ползал на пузе, шлёпая губами по земле. Снова достал. И тогда он сказал такую байду: «Ладно, дам тебе малое послабление: жди, когда Ромыч и его брательник Лёха с севера придут и отрубят ручки твои шаловливые – и тогда, Кабан Безбашенный, ты снова станешь нормальным конкретным пацаном. А теперь катись колбаской и не мешай мне не думать о вчерашних щах, нематериальных вещах и святых мощах. Понял, чмо?»
Вот такая история, братишечки!
Кабан замолчал и снова стал помирать, а Лёха, сочувствуя, спросил:
– И где твоя башка была, когда ты с Фуражиром разговаривал?
– Это отдельная история! – встрепенулся истекающий кровью и снова растёкся, но теперь уже не кровью по земле, а словами по древу, а также капелью по мозгам и лапшой по ушам слушателей: – Ещё до Фуражира было дело: я поцапался с Индрой. Перед роковым для меня конфликтом я частенько на капище Божие захаживал, где шибко приглянулся Сварогу тем, что пел женским сопрано в церковном хоре. Сварог прилетел с неба – и лично вручил мне именные ручные часы со стаей кукушек, кричащих грузинским девятиголосием, и сказал: «Дарую тебе, Кабан, кавказское долголетие! Понял, вокалист?»