Рана
Шрифт:
– Ну как, не пришлось наступать на ил?
Молодая женщина, глубоко вздохнув, подтвердила:
«И правда, очень хорошо». А его кольнул стыд: почему это не пришло ему в голову раньше, когда он бывал на озере с тетушкой Марией?
– Тетушка Мария! Пожалуйста, спуститесь в воду! Но та лишь махнула рукой и рассмеялась.
– На самом деле, Мария! – поддержала и Магда. – Попробуй, так освежает, совсем по-иному себя чувствуешь. Вода изумительная!
– Плавайте, плавайте сами, не для меня это.
– Но почему?
– Оставь, право! И тяжела я, и плавать не могу, как ты.
Видно, уговоры не были ей неприятны, но она не поддавалась на них. Надела халат, до обеда у нее еще много дел. А мальчик и Магда проплыли вместе еще несколько
Потом родители утверждали, что то лето «сотворило чудо» с мальчиком. Он возмужал, окреп, фигура у него – в последние годы он сильно вытянулся – стала пропорциональной, грудь расширилась, плечи раздались. Катара верхушек легких можно было теперь не бояться. Конечно, когда с тобой происходят такие изменения, сам ты их не замечаешь. И, быть может, тем летом все это совершилось бы и без горного воздуха.
Потому что горный воздух сам по себе не панацея от всех бед. На эту мысль наводило и состояние дяди Вальтера. Мальчику по крайней мере казалось, что кожа больного за эти несколько недель не только не побелела, но даже потемнела; из-за мелких морщинок она была словно чешуйчатой и цветом напоминала латунь, покрытую налетом зелени. И опухоль сбоку на животе увеличилась: дядя Вальтер носил жилет с девятью пуговицами, и первое время – мальчик помнил – не застегивал его на три нижние пуговицы, а потом на пять. Из города ему привезли кресло на колесиках, теперь он не мог сделать, даже поддерживаемый с двух сторон, и нескольких шагов из комнаты к столу и от стола до орехового дерева. Хотя, возможно, все это – в том числе и расстегнутый жилет – служило лишь для удобства и более быстрого выздоровления. Может, изменившийся цвет лица – тоже хороший признак, действие лекарств? Мальчик не знал, в этом он не разбирался.
С чердака сняли старый велосипед тетушки Марии. Он был в хорошем состоянии, следовало только сменить шины и, конечно, основательно почистить и смазать его. Велосипед нужен был Магде: а вдруг понадобится срочно куда-нибудь съездить? Но главным образом из-за утренних воскресных месс. Она не хотела постоянно их пропускать, а больного нельзя было оставлять одного надолго. Решили, что Магда с мальчиком будут ездить по нижней дороге в расположенное в долине село, где служат ранние мессы. Туда и обратно двадцать четыре километра; как только они вернутся, на обычную десятичасовую мессу в церквушке отправится супружеская чета.
Мальчик выпросил у дяди Алекса новые подшипники к своему велосипеду. Понятно, рядом с красивой машиной Магды стыдно тарахтеть на таком скрипучем самокате. Он вызвался заменить подшипники и вообще следить за исправностью обеих машин.
В то утро он закончил почти все дела, но – вот невезение! – с собственным велосипедом не управился. У него не было необходимых инструментов, и замена сломанных подшипников затянулась: после обеда работы оставалось еще на час. И он опаздывал на трехчасовой сеанс в кино. (В большом зале корчмы дважды в неделю показывали кинофильмы.)
Он немного нервничал, понимая, что тетушка Мария обязательно спросит:
– В душном автобусе? В такую жару? Почему бы тебе не закончить сначала, а потом не поехать на пятичасовой?
За столом, когда все были в сборе, пришлось признаться, что у него назначена встреча. Разумеется, дядя Алекс тут же бросил:
– Cherchez la femme. [9] (Возможно, этим и ограничивались его познания во французском.)
Слово за слово, пришлось все рассказать: они познакомились случайно на почте, оба посылали письма в Будапешт, девушка его пригласила, сегодня
9
Ищите женщину (фр.)
– Нельзя лишать себя всех развлечений!
– Но Вальтер…
– За Вальтером я присмотрю не хуже тебя, что бы ему ни понадобилось: как-никак я его сестра.
– Но я помешаю молодежи.
Это уже была шутка. Совесть у мальчика была чиста, и покраснел он только от смеха. Тетушка Мария заключила:
– Словом, вот почему ты просил Гудруна выстирать и выгладить тебе длинные брюки и голубую рубашку.
Но это было не так: он обратился с просьбой к Гудруну намного раньше.
И девушка не казалась разочарованной из-за того, что юноша явился не один. Они посмотрели австрийский фильм – оперетту, выпили малинового сока на террасе и проводили Клари к Шютцам. (Те действительно жили всего в десяти минутах ходьбы от «села».) Из вежливости молодые люди и между собой разговаривали по-немецки, хотя больше всех говорила Магда. Клари не осмеливалась обращаться к ней на «ты», но и тетей все-таки не называла. Была она еще совсем девочкой, хрупкой, светловолосой, робкой, такой не дашь и пятнадцати. Домой они отправились пешком по верхней дороге. Дневную жару в хвойном лесу легче переносить, чем в автобусе. Мальчик нашел хорошую ореховую палку. Магде она не была нужна.
– Оставь себе!
Они долго шли молча, но потом все же выяснилось, о чем Магда думала:
– Знаешь, мне кажется… как бы это сказать?… тебе нужна девушка другого типа.
– Мне? – Он махнул рукой. – А почему?
Магда продолжала:
– И не то, что она малопривлекательна внешне… Ведь красивой ее, конечно, не назовешь. Хотя она и не безобразна. Пятнадцатилетняя девушка, если она следит за собой и прилично одевается, не может быть безобразной. Но… Ты не заметил?
– Что?
– Она ведь глупенькая! Ты такой интеллигентный и образованный…
– Я интеллигентный?!
– Оставь!.. Я, конечно, не говорю, что тебе нужен какой-то синий чулок в очках, но… Да, вот именно: рядом с тобой я представляю совсем другую девушку.
Немного помолчав, он сказал, что смотрит на девушек «вовсе не с этой точки зрения». У него есть знакомые девушки, иногда он ходит с ними на танцы, на каток. Но влюблен еще никогда не был. И не влюбится. И вообще он готовится стать священником. Сначала Магда только недоверчиво улыбалась, но после этих слов просто расхохоталась.
– Как же! Отпустят девчонки в священники молодого человека такой приятной наружности! – И без всякого перехода добавила: – Ты не пройдешь немножко вперед? Прости, но мне захотелось пи-пи. А тебе нет?
– Я заходил в корчме.
– Терпеть не могу общественные уборные.
Он прошел вперед на порядочное расстояние. Вот еще: «приятной наружности»! Да что у нее, глаз нет? (С тех пор как он из мальчика стал превращаться в подростка, мать всегда снисходительно улыбалась, стоило ей взглянуть на него. Уж кто-кто, а мать всегда находит своего ребенка красивым!) Это «пи-пи» возбудило в нем странные смешанные чувства. Неодобрение (женщине так не полагается, правда, и женщина человек, но надо сдерживаться) и в то же время нечто вроде гордости: такая доверительность, если можно так сказать, интимность, хотя и несколько странный, а все-таки признак дружбы. Он смотрел на небо между деревьями, на равнину, видневшуюся сквозь редкий лес, и не хотел думать о том, что делает женщина, пока он ожидает ее, просто отогнал от себя мысли об этом.