Рандеву с «Варягом»
Шрифт:
Я меланхолично выслушал полные благородного негодования слова генерала. Потом заметил, что наши люди действовали вполне по-английски, то есть так, как считали нужным.
— Генерал, а как поступал с бурами ваш непосредственный начальник, лорд Китченер? Не по его ли приказу гражданское население загоняли в концлагеря, где несчастные тысячами умирали от голода и болезней? Помнится, после Ледисмита и кратковременной командировки в Англию вы до конца войны были у него начальником штаба. Так что в смерти тех женщин и детей есть ваша вина. К тому же вас взяли в плен с оружием в руках. А, насколько я помню, Российская империя и Британия вроде бы еще не находятся в состоянии войны.
Генерал Гамильтон
— Мистер… не знаю, как вас там по имени, в Трансваале я выполнял свой долг перед короной! И какое было мне дело до тех безумцев, которые пытались сопротивляться всей мощи Британской империи. В расположении же японских войск я находился в качестве военного наблюдателя. Вы же прекрасно знаете, что и в составе Российской армии наверняка есть представители вооруженных сил иностранных государств, которые направлены в качестве наблюдателей в зону боевых действий.
— Да, но наблюдатели не пытаются давать советы и помогать одной из сторон — участнице вооруженного противостояния. А документы, найденные при вашем пленении, говорят именно о том, что вы принимали активное участие в планировании и проведении десантной операции. Не делайте удивленные глаза — в портфеле адъютанта генерала Куроки мы нашли много интересных бумаг. Неужели начало боевых действий и высадка первого эшелона десанта еще до объявления войны — это лично ваша идея? Ай-ай-ай, как нехорошо получилось! Так японские войска в Корее, получается, — это просто бандиты. И вас поймали в одной с ними компании.
— Мало ли что эти японцы напишут! Я не намерен отвечать за их фантазии! — британец вскинулся на своей табуретке, но конвоир удержал его, надавив на плечи. — Я требую своего немедленного освобождения. Вы, кстати, так мне и не представились…
— Мы с вами не на светском рауте, мистер Гамильтон, — я продолжал изысканно издеваться над англосаксом, — и я не обязан представляться человеку, который может быть осужден как военный преступник…
Глаза генерала после моих слов округлились, и он всем видом дал мне понять, что возмущен таким к себе отношением. Но я сделал вид, что не заметил его бурного выражения чувств, и продолжил:
— Да-да, военный преступник. Ибо имеющихся у нас доказательств вполне достаточно для предъявления вам официального обвинения в нарушении статуса военного наблюдателя… А обращаться ко мне вы можете так: господин подполковник. Вполне вероятно, что чуть позднее вы будете мне говорить: господин следователь…
— Я возмущен вашими голословными обвинениями, — генерал опять вскочил на ноги, словно болельщик на стадионе, когда в ворота противника влетает мяч. Я сделал конвоиру знак пока не вмешиваться, а британец продолжал: — Я требую, чтобы мне вернули все мои документы, личное оружие, извинились передо мной, после чего доставили меня в одно из колониальных владений Британии. Самое ближайшее — Вэйхайвэй.
Когда британец закончил свою пылкую тираду, конвоир легким нажатием на макушку вернул его в сидячее положение.
— Мистер Гамильтон! — сказал я. — А ключ от квартиры, где деньги лежат, вам не нужен? Ближайшее место, в котором вы можете оказаться через несколько часов, это морское дно. При этом, уж вы мне поверьте, остаток вашей жизни будет наполнен крайне неприятными ощущениями. Вы за кого нас считаете — за перепуганных туземцев, которые трепещут перед рассерженным сагибом? Если — да, то вы ошибаетесь — здесь никто не боится ни вас, ни британского флота. Вы попали в руки к людям, которым наплевать на все условности, а ваша непомерная наглость только отягощает вашу карму, которая и без того не блещет чистотой.
Не ожидавшей такой реакции генерал замолчал и, пробормотав: «Варвары…» — медленно опустил голову. Видимо,
Через некоторое время он с трудом выдавил из себя:
— Господин подполковник, что вы от меня хотите?
— Я хочу, чтобы вы поняли — ваше положение незавидное, у вас есть вполне реальная перспектива навсегда отправиться в края, где люди зимой любуются северным сиянием, а сама зима длится там десять месяцев из двенадцати. И ваше правительство ничем вам не сможет помочь. Более того — не захочет. Нам прекрасно известно, что если мы попробуем предъявить претензии вашему начальству, то вдруг окажется, что вы поехали в Японию самовольно и, более того, уволены со службы с целой кучей взысканий. Ваше начальство оно такое — скользкое, не то что мы — варвары, всегда вытаскиваем своих. Выбирайте, генерал, или вы будете вести себя благоразумно и будете с нами сотрудничать, или… Даже ссылку в Заполярье еще нужно заслужить. Поверьте, мы не шутим…
Но Гамильтон неожиданно уперся рогом.
— Господин подполковник, за кого вы меня принимаете? Вы грозите мне, старому солдату, не раз смотревшему в глаза смерти? Я не буду вам отвечать! Вы можете меня замучить, но я останусь верен Британии и королю!
Я ожидал чего-то подобного. Потому, сделав звонок по телефону, я стал ожидать наших спецов по «раскалыванию». Через несколько минут в кают-компанию вошел медик в белом халате с кофром в руках и сопровождавшие его двое «мышек» полковника Бережного. Они подхватили под руки удивленного генерала, с ловкостью камердинера сняли с него китель и, закатав рукав рубашки, наложили жгут. Человек в белом халате быстро и умело сделал генералу Гамильтону внутривенную инъекцию. Пока спецы придерживали на стуле трепыхавшегося британца, врач внимательно следил за его зрачками. Увидев нужные изменения, он повернулся ко мне и кивнул. Направив на британца видеокамеру на штативе и приказав «мышкам» отпустить генерала, я начал свое «интервью»:
— Ваше имя, должность и звание?
— Генерал-лейтенант Йен Гамильтон… — голос допрашиваемого был расслабленно-заторможенным.
ТАМ ЖЕ. ТРИ ЧАСА СПУСТЯ.
Генерал Гамильтон с ненавистью смотрел на экран ноутбука. Только что кончилась запись его допроса. Много интересного рассказал старый британский разведчик. Инъекция «сыворотки правды» сделала его болтливым, как сорока.
— Будьте вы прокляты! — скрипя зубами, прорычал он. — Наверное, сам дьявол придумал это мерзкое лекарство, которое вы мне вкололи? И что это за устройство, которое так хорошо сохранило изображение моего допроса и все, что было при этом сказано?
— Генерал, у нас нет времени вести с вами беседу о достижениях науки, техники и военной медицины. Теперь вы понимаете, что вам уже нет пути назад. Мы перезапишем все, что вы рассказали на допросе, на восковые валики и, если надо будет, перешлем их вашему начальству и в газеты. Кем вы тогда будете для ваших коллег? Изменником и предателем! Вы рассказали нам вполне достаточно для того, чтобы оказаться в лучшем случае в каторжной тюрьме… Если вы не согласитесь сотрудничать с нами и дальше, мы пригласим на очередной допрос с применением уже знакомого вам лекарства несколько иностранных журналистов. Лучше всего немецких. Тут до Циндао рукой подать. Не надо вам объяснять, что сейчас каждый второй журналист в зоне боевых действий — кадровый разведчик. Они незамедлительно распечатают материал о вашей поимке и вашем допросе во всех газетах мира. Вас в Британии станут ненавидеть и презирать. И ваше чучело будут сжигать вместе с чучелом Гая Фокса. Вы хотите этого?