Рандеву с водяным
Шрифт:
— Я вам не верю! — воскликнула женщина. — Но если он жив, то так даже лучше. Пусть живет и страдает, что не смог спасти ни одного своего ребенка.
— Но подумайте о собственном ребенке! — надрывался Жихарев, видя, что Делон уже скрылся за углом дома. — Ведь он сейчас на небе. И плачет, видя, как страдает его дорогая мамочка.
— Жихарев просто садист! — пробормотала я, возвращаясь к своим. — Зачем он растравляет бедной женщине раны?
— Молчи, он правильно все делает, — возразила Мариша. — Пусть она лучше думает о своем ребенке, чем о том, как бы лишить жизни двух чужих дочерей.
Я
— Заходите! — сказал он. — Все кончено!
Разумеется, менты во главе с Жихаревым ворвались в дом первыми. Мы скромно проследовали за ними на некотором расстоянии. Но всем было не до нас. Менты столпились в гостиной, где недавно висело тело Алены. Сейчас в этой комнате на полу лежало другое женское тело. Та самая тетка, которая проклинала свою судьбу и предателя-мужа, лежала на полу, а горло у нее было перерезано от уха до уха, и из жуткой раны хлестала кровь.
— Ох! — Катерина Николаевна не выдержала и отвернулась.
— Мы сделали, что могли, — сказал Делон. — Но у нее хватило времени, чтобы покончить счеты с жизнью.
— Зато девчонки остались целы, — добавил Федя.
И он указал на сестер Цветиковых, которых мы только сейчас заметили. Обе девушки тряслись словно в лихорадке и жались к стене. Но обе были целы и невредимы. Во всяком случае, без видимых глазу ран. Их поскорей увели из комнаты, а остальные мрачно смотрели на тело, из которого на пол уже натекла порядочная лужа крови. Но внезапно тело покойницы зашевелилось, и из горла послышалось невнятное шипение.
— Господи! Она жива! — воскликнул Федя.
После этого все заметались, вызывая «неотложку» и оказывая первую медицинскую помощь неизвестной нам женщине. Когда пострадавшая с перебинтованным горлом и воткнутой в руку капельницей укатила в больницу, мы все смогли немного прийти в себя и успокоиться.
Жихарев снова проявил свою садистскую натуру и настоял на том, чтобы допросить сестер Цветиковых прямо сейчас, а потом уж отправить их в больницу для врачебного осмотра. Но девушки мало что могли поведать о той женщине, которая сначала представилась сестрой их погибшего отца и, следовательно, их тетей из Пскова, а потом увезла девушек в этот дом и неожиданно у них на глазах сошла с ума.
— Она словно совсем спятила и перестала соображать, что к чему! — вздрагивая, сказала Карина.
— Главное, она все время так жутко смеялась, — рассказывала Варя, все еще дрожа от пережитого ужаса. — Сначала, когда мы ехали в такси, она все молчала. И на наши вопросы отвечала, что сейчас приедем в одно место, там и поговорим о нашем папочке. Там, мол, нам никто не сможет помешать.
— А когда мы приехали и вошли в этот дом, она выхватила из сумки тот нож, которым потом полоснула себя по горлу, и начала нам угрожать, — добавила Карина. — Велела сесть на стулья, не шевелиться и слушать ее.
— Да, несла всякий бред! — поддержала сестру Карина. — Говорила, что она наша мачеха. Что мы должны любить ее, потому что нашей родной матери нам уже никогда не видать. И все время смеялась этим своим жутким смехом. Он у меня до конца моих дней в ушах стоять будет.
И сестры одновременно кивнули. И переглянулись.
— А потом она обещала убить нас, — всхлипнула Варя. — Если бы вы не появились, она бы точно нас убила.
— Но она объяснила вам, почему она хочет вас убить? — спросила у девушек Мариша.
— Ее очень трудно было понять, — сказала Карина. — Но мы поняли, что это она убила нашего отца. И что она была его первой женой, а он ей вроде бы изменил. И еще что-то случилось с их первым ребенком. Что-то, в чем она тоже обвиняла нашего отца.
— Вот оно что, — едва слышно пробормотала Мариша. — Так это была жена Ковальчука.
И она подтолкнула меня в бок. В ответ я кивнула. Я тоже все поняла. Похитительницей сестер оказалась свихнувшаяся много лет назад из-за гибели своего сына жена Ковальчука. Но как же получилось, что и мы, и милиция, которая занималась расследованием покушений на Семена Боровикова и убийства гражданки Колокольчиковой, упустила эту женщину?
— И еще у нее были претензии, что наш папа сбежал от нее, — добавила тем временем Варя. — Честно говоря, я не могу осуждать его. Я бы тоже сбежала от такой мегеры за тридевять земель. Жуткая особа!
— Не торопитесь ее осуждать, — пробормотала Мариша. — У каждого свой порог выносливости. Похоже, эта бедная женщина давно свой порог перешагнула. И для нее перестали существовать всякие понятия о добре и зле. Или они так основательно перемешались в ее больной голове, что она и сама не понимала, что хорошо, а что нет.
— Но я не понимаю, какие у нее могли быть претензии к нам? — воскликнула Карина. — Мы ей ничего плохого не сделали. Мы вообще ее впервые в жизни увидели пару часов назад.
— Трудно сказать, что делается в голове у психически больного человека, — сказал Жихарев.
— Во всяком случае, нам она призналась в убийстве нашего отца и ничуть в этом не раскаивалась, — вздохнула Варя.
— Она даже считала это справедливым возмездием! — поддержала сестру Карина. — Бедный папа, теперь я понимаю, почему он поменял свое имя и переехал в другой город. Как, однако, не повезло ему в его прошлой жизни! Какая жуткая особа досталась ему в жены.
— Еще неизвестно, кому из них двоих больше не повезло, — пробормотала Мариша. — Вы, девушки, конечно, вправе защищать своего отца. Но мне, честно говоря, жалко эту женщину.
Сестрам Цветиковым, судя по их лицам, первую жену их отца было ничуть не жаль. Но их можно было извинить, они ведь не знали ее историю так хорошо, как теперь знали мы с Маришей. Да и досталось им от нее существенно больше, чем всем нам.
В этот день мы вернулись ко мне домой совсем поздно. Сначала Делон отвез нас в ресторан, где долго беседовал с нами, умоляя не рассказывать в милиции о нашем с ним путешествии в Турцию. И об экскурсии по публичным домам, принадлежащим ему. Так как он пристал к нам как банный лист, а мы страшно устали, то мы в конце концов пообещали ему держать язык за зубами. И вообще забыть о том, что мы были в Турции.