Рандеву в Сан-Франциско
Шрифт:
Рядом с ним умопомрачительная блондинка так высоко положила ногу на ногу, что были видны трусики в цветочек. Она сидела с американским студентом с бритой головой. Они не танцевали, не разговаривали, а только опрокидывали скотч за скотчем. Избавившись от комплексов, они пойдут в машину заниматься любовью. Лили догадалась, о чем думал Малко.
— Вам нравится эта красивая девушка? — тихо спросила она. — Она высокая и светлая, а я маленькая и черненькая...
— Нет, — искренно ответил Малко.
Он обнял Лили за плечи и поцеловал ее. Лили
Вокруг них пары танцевали и целовались.
Малко первым пришел в себя. С минуту они молча смотрели друг на друга. Он оставил на столе пятидолларовую бумажку и взял Лили за руку.
Прохладный воздух не нарушил очарования.
Усевшись в «мустанг», Лили поцеловала его, обогнув со змеиной гибкостью переключатель скоростей, разделявший их. Руки Малко скользнули вдоль тела Лили. Когда он нащупал разрез ее платья, Лили тихонько оттолкнула его.
— Не здесь, — сказала она. — Я не люблю заниматься этим в машине. Поедем к тебе.
Машина тронулась. Малко испытывал странное и приятное ощущение. В доступности Лили не было ничего вульгарного. Она сказала ему, что в Сан-Франциско у нее еще не было любовника, и он ей верил.
Они доехали молча до гаража отеля. У Малко был ключ, и ему не надо было обращаться к администратору. Лили чувствовала себя прекрасно, у нее было ощущение, что она знает Малко уже лет десять.
Окно в комнате было открыто. Лили пришла в восторг от вида.
— Как красиво, — сказала она. — Мне хотелось бы здесь жить.
Малко уже налил две рюмки водки и протянул одну Лили. Она улыбнулась, взглянув на него, и, приподнявшись на высоких каблуках, сказала:
— Ты настоящий американец. Тебе нужно выпить, прежде чем заняться любовью. Это для храбрости?
Малко смутился. Женщины всегда его чему-нибудь учили.
— А как делают на Таити? — спросил он, ставя на место рюмку.
Лили подошла к нему и обняла его.
— Если мужчина нравится, с ним идут купаться, потом танцуют, а потом занимаются любовью. На следующий день все повторяется. Если мужчина приятен и хорошо это делает, его любят и выходят только с ним. Библейская простота.
— Расстегни мне молнию, — попросила Лили, повернувшись спиной.
Приятное скрежетание, и Лили осталась в голубых трусиках и бюстгальтере. Она сама сняла бюстгальтер, освободив тяжелые и торчащие груди, и прижалась к Малко. Он почувствовал два твердых и теплых островка через костюм, и ему показалось, что на его спину опрокинули ковш горящей лавы. Малко не мог бы сказать, как оказался голышом в постели. Лили легла подле него. У нее была нежная кожа, пахнущая миндалем. Несколько минут он ласкал ее, прежде чем снять трусики. Затем стянул их и, уже плохо соображая, со стоном бросился на нее. Она же вонзила в его затылок коготки, вздрагивая всем телом через короткие промежутки.
После этого она высвободилась из объятий Малко и стала целовать его тело.
— Это гораздо более эффективно, — прошептала она, — чем весь алкоголь американцев.
Размякший, Малко уснул. Было четыре часа утра. Лили выдавила из него последнюю частицу эротики с неожиданной непосредственностью и искусством. Она спала, приоткрыв белые зубы, ее торчащие груди будоражили его.
Он вновь стал ее ласкать, и она свернулась в клубок, прижавшись к нему. Он закрыл глаза, испытывая благодарность.
Как жаль, что нужно вставать в восемь часов и ехать в Лос-Анджелес к Фу-Чо!..
Глава 4
Майор Фу-Чо отрыгнул, выплюнув рисовые зерна на стол и в тарелку своего визави.
Ловким жестом подцепив палочкой последнего лангуста, он обмакнул его в соус, обильно орошая скатерть. Приподняв миску с рисом, принялся сосредоточенно его поглощать, отправляя рисовые зерна в рот скрещенными палочками. Однако большая часть риса ускользала от него и приклеивалась на грязную скатерть. Это не мешало Фу-Чо сопровождать прием пищи довольным хрюканьем.
Майор проглотил бамбуковый росток, отхлебнул глоток чая, урча, как старый котел, положил на стол палочки. Его толстые губы были испачканы жиром.
Уже в течение двадцати лет проживая в Лос-Анджелесе, Фу-Чо продолжал есть на китайский манер.
Малко, наблюдая эту картину, испытывал отвращение. Он не снимал черные очки, которые позволяли ему сохранить аппетит.
Уже сам вид ресторана не внушал доверия: облупленный фасад деревянного сарая с грязной витриной на авеню Ла Бреа. Интерьер был под стать: около дюжины расшатанных столиков, покрытых бумажными скатертями, под неоновым освещением и таинственными рядами китайских иероглифов красного цвета на стенах. Дверь в кухню оставалась открытой, и то, что можно было увидеть, не вызывало аппетита.
Однако, по словам Фу-Чо, это был один из лучших китайских ресторанов в Лос-Анджелесе.
С набитым животом, Фу-Чо быстро мигал глазами, как сова.
Малко наблюдал за ним сквозь очки. В Лос-Анджелес его привела интуиция. На первый взгляд не было никакой связи между документом, о котором ему должен был рассказать Фу-Чо, и «эпидемией». Но Малко был убежден, что за всем этим стоит Китай (а Фу-Чо был китайцем).
Кроме того, он не знал, с чего начать расследование, касающееся собственно «эпидемии». Все поиски ФБР до сих пор результатов не принесли.
Если он увидит, что ошибся, у него всегда будет время признать, что адмирал Миллз оказался прав.
— Пойдемте ко мне, — предложил китаец, — там нам никто не будет мешать.
Малко не стал возражать. Он провел уже два часа с Фу-Чо, но пока не имел возможности вставить слово, чтобы сказать, что его привело. Когда говорят об азиатском терпении, то скорее речь идет об удивительном терпении людей, имеющих дело с азиатами...
Но Фу-Чо был важной птицей, поэтому адмирал советовал Малко не наседать на него.