Рандолевый катран
Шрифт:
Шофёр подошёл к столующемуся типу в приличном пиджаке, из нагрудного кармана которого торчал кончик авторучки. Попросил на минуту ручку.
Первую запись датировал месячной давности, расписал в самых лучших традициях кассира и работников зала. Той же ручкой, но датой на две недели спустя, повторил свой опус. Затем взял казённую ручку и накарябал с грамматической ошибкой благодарность кассирше и работникам зала, подписавшись просто: Борис. Боря вернул ручку заканчивающему трапезничать, а своей подписал сегодняшним числом благодарственную записку кассирше, которая передала ему забытую сдачу через девушку Марию, имя её шофёр узнал по нагрудному лейблу.
– Я ещё забыл написать о телефоне! – сказал Борис, потянувшись к книге жалоб.
– Не надо.
– Дак, как, не надо-то? Такое дело! Я скажу, что сделал жизненно-важный звонок!
– Не надо ничего говорить и писать, – прошептала Мария.
– Почему? – так же шёпотом спросил Боря.
– Потому что телефон корпоративный.
Боря кивнул и попрощался.
И действительно, как в воду глядел, девушка Маня выбежала за ним следом.
– Вы забыли свою записную книжку!
– Мир не без добрых людей! Всего вам наилучшего!
– Спасибо.
В приподнятом настроении Боря подъехал к парикмахерской. Клара Семёновна сидела на какой-то процедуре. Шофёр протолкался в женский зал.
– Что вам? Выйдите, пожалуйста!
– Клара Семёновна! Я успею съездить в магазин?
Клара Семёновна молча, чтобы не разрушить маску на лице, медленно кивнула.
Боря поехал в спецмагазин и взял последнюю бензопилу, импортную, со скидкой в тридцать процентов.
Окрылённый удачей Боря вышел из магазина, с мыслями о том, что добро, так же как и зло, всегда возвращается обратно, только об этом люди почему-то слишком быстро забывают.
Клара Семёновна возвращалась из поездки в угнетённом состоянии духа. Свои дела по работе она сделала быстро, а самые главные – пошли наперекосяк от начала и до конца. Документы, подписанные мэром о праве собственности, компрометирующие Чугуева как злоупотребившем служебным положением, у неё не приняли. "Слуги хозяина" практически выпнули её из кабинета, не утруждая себя выслушать челобитную. Жалобу они приняли, но нигде не зафиксировали это. Закрыв за собой дверь, Клара Семёновна, отчётливо услышала, как заработал аппарат по уничтожению бумаг.
Славик почему-то юлил, отнекивался отличной встречи. Даже пропуска на его этаж не дал.
Вот тебе, бабушка и Юрьев день!
Клара Семёновна приказала водителю остановить у придорожного кафе. Она вышла из машины, намекнув, что шофёру неплохо бы остаться на месте.
Боря кивнул. У него было полно дел, кроме наблюдения за начальницей. Что она там кушает, что пьёт, мало волновало его. Требовалось подготовить машину к недолгой, но всё же дальней дороге. Проверить уровень масла, подкачку колёс. Кстати, зажигание тоже забарахлило. Боря раскрыл капот, засучил рукава и, насвистывая, принялся ладить заморскую технику.
Кусок не лез в горло Кларе Семёновне. Хотелось рвать и метать. Вместо этого она взяла баночку с водкой и в три приёма осушила её, закусив чёрствой плюшкой с расплавленным по поверхности сыром. Для сокрытия
Водитель предложил начальнице занять заднее место.
– Удобнее, Клара Семёновна, можно подремать.
Она молча согласилась. В самом деле, чего ей пялиться на дорогу. Необходимо многое обдумать. Ответить для начала самой себе: кто виноват? Наверняка, кто-то предупредил людей в администрации губернатора.
Доехав до дома к двум часам ночи, Клара Семёновна достала таблетку от давления и запила её пивом, крепче в доме ничего не оказалось.
Поутру её разбудил звонок телефона.
– Клара Семёновна! Вас вызывают на службу!
– У меня сегодня законный отгул, – вяло возразила начальница отдела кадров, прижимая ко лбу влажное полотенце.
– Отгул перенесёте на другой день, – сказала секретарша, положив трубку.
– Сволочь! – высказалась Клара Семёновна. Ещё каких-то полгода назад сопливая секретарша и слова не могла молвить, а теперь понукает. – До каких пор то будет продолжаться?
Клара Семёновна спросила у зеркала. Ей молча кивнула женщина пенсионного возраста. Мол, "подожди немного, отдохнёшь и ты!"
Машину за ней, конечно же, не прислали. Пришлось трястись в автобусе, вдыхая пыль, поднимающуюся от сидений. Клара Семёновна была готова к самому худшему. Она уже мысленно собирала документы для искового заявления.
Зайдя в собственный кабинет, начальница обнаружила на столе газету с обведённой карандашом заметкой о судебном процессе.
Сообщалось, что в связи с новым законодательством, соответствующими поправками и т. п., никому не позволено порочить честь и достоинство должностного лица. Покусившийся на незыблемость Конституции РФ, гражданин Сбитень наказан по таким-то статьям, пунктам и подпунктам. И в самом конце статьи, журналист удосужился пояснить, что гражданин Сбитень приговорён к штрафу на пятьдесят минимальных окладов в пользу государства. Кроме того, совсем уж мелким шрифтом, указывалось, что гражданин Сбитень в настоящее время находится под следствием по поводу подлога документов во время избирательной компании.
Эти слова были подчёркнуты красным карандашом.
– Кто? Что? – Клара Семёновна потрясла газетой. – Кто принёс сюда?
Пустой кабинет не ответил. Тогда начальница зашла к экономистам. Повторила вопрос. Здесь работали люди ещё со старых времён. У них глубоко под кожей по сей день оставался страх перед бывшей всемогущей начальницей.
– Клара Семёновна, ключи от вашего кабинета хранятся на вахте.
– Это почему?
– По указу Леонида Аркадьевича.
– Скажите, милочка, – обратилась Клара Семеновна к отвечающей пенсионерке, – мэр заходил в мой кабинет?
– Нет.
Клара Семёновна посмотрела на экономистку, сморщив нос.
– Была Анастасия Ямпольская.
– Это что за чудище болотное?
– Это главный специалист Приёмной Леонида Аркадьевича.
Клара Семёновна подавилась воздухом, который набрала для того, чтобы выплеснуть своё возмущение.
Сбитень последовательно давал показания. Он говорил и как будто видел себя со стороны. Не предателя, а человека, защищающего собственные интересы. В самом деле, почему он один должен терпеть убытки? Кто его подбил на предвыборную кампанию? Кто заставил переделать исковое заявление? Он, конечно, не уточнил, что в первой редакции заявление было ещё хуже. Кто, наконец, подставил его со всей этой историей?