Раненый зверь
Шрифт:
Я вижу самое печальное надгробие, сделанное безутешными родителями, оно однозначно выделяется среди всех. На нем простая эпитафия, которая глубоко меня трогает.
Под этим простым камнем,
Которое является местом упокоения,
Почило наше дорогое сокровище,
Отправившись в объятия Господа
Май 2001–Декабрь 2001
Пока я двигаюсь по дорожке, вспоминаю, что мне однажды сказала моя мама. Стоит плоду созреть, он сможет легко покинуть ветку. Я был веткой, с которой Вивьен не колеблясь сорвалась, а я был не готов. В ней было столько всего, но главное, в ней было слишком много самой жизни. Задумавшись над своими мыслями, я впадаю в меланхолию — созерцательное настроение, и испытываю настоящий
Это Надгробие Подлежало Налогообложению?
Я улыбаюсь, достаю телефон и делаю фотографию для Эллы. Она, как бывший налоговый инспектор, ее явно оценит.
Маленькая изогнутая дорожка приводит меня, правда петляя, к центральной церкви и небольшой сторожке, хозяин которой совершает все ритуальные услуги. Петляя, я прохожу мимо свежей могилы, ожидающей своего захоронения.
Я выхожу к виднеющемуся вдалеке дубу и ухоженному надгробию заросшему травой. Иду прямиком в ту сторону, больше не рассматривая надгробия вокруг. Словно меня ведет к ее могиле невидимая рука, двигаясь вперед уверенными шагами, я останавливаюсь перед могилой Вивьен. У меня вырывается долгий вздох. Ах, Вивьен. Ее могила привычный мемориал из черного гранита с высеченным плачущим ангелом с розой в руке. Заходящее солнце скользит по камню, заставляя его светиться красным.
Вивьен Джессика Финч
Спи спокойно, дорогая,
спокойной ночи, спи спокойно
10 октября, 1987 – 24 июля, 2004
Я встаю на колени и касаюсь гладкого камня. Она точно ненавидит это место и окружение, наполненное тишиной, вокруг стоит непроницаемый воздух скорби и тишины. Вивьен всегда такая импульсивная, порывистая, с розами в волосах, была бы не в состоянии высидеть и минуты в этом месте. Я смеюсь, звук такой громкий и кажется странным среди молчаливых надгробий, мой смех явно нарушает их покой. Пожалуй, здесь никто никогда не смеялся так за все века.
Сильный ветер ударяет мне в лицо, я испытываю шок, словно силы природы путаются меня остановить. И вдруг у меня возникает такое чувство, будто бы мне говорит Вивьен: «Я приду и найду тебя».
— Ты никогда не вернешься и не будешь преследовать меня, не так ли? — шепчу я ветру.
И тут же вспоминаю ее смех, как она смеялась. Она была неуправляемой и красивой, но никогда не была злопамятной.
Интересно, где она сейчас?
— Где бы ты не находилась сейчас, Вивьен, помни, я на самом деле любил тебя, — говорю я и слышу в ветках деревьев одинокий крик птицы. Я остаюсь возле ее могилы еще какое-то время, а потом мне становится неспокойно. Я поднимаюсь с колен — живой, обычный смертный, с кровью, струящейся по венам. Придет время, и я однозначно присоединюсь к ней в покое и этой тишине, но не сейчас. Во мне течет жизнь, зовущая меня вперед. Я ухожу и больше ни разу не оглядываюсь.
Как только сажусь в машину, звоню Элле. Она берет трубку сразу же после первого гудка.
— Элла, — выдыхаю я.
И вдруг она начинает плакать.
И я понимаю, что не могу ждать ни минуты, мне необходимо увидеть ее.
— Где ты? — спрашиваю я.
— Иду домой, — с рыданиями произносит она.
— Жди меня дома. Я хочу отвезти тебя поужинать, буду у тебя меньше чем через час. Надень что-нибудь сексуальное, — произношу я, чувствуя, как радость наполняет мою кровь.
Элла
Я пихаю телефон в карман и, чувствую себя парящей, я готова взлететь, поэтому бегу вверх по трем лестничным пролетам, словно парю. Я влетаю в квартиру и закрыв ладонями лицо, подхожу к зеркалу. Вау! Мне кажется я вся свечусь от счастья.
Тут же сняв одежду, иду в душ, откуда вылетаю через пять минут и укладываю волосы. Положив небольшое количество геля на кончики волос, сушу их феном, и перекидываю вьющуюся массу за спину.
Сажусь на кровать и крашу ногти в яркий цвет фуксии,
Да, и еще на соски приклеиваю стикини в виде треугольников с ароматом арбуза. (Стикини — наклейки для защиты сосков во время загара в солярии и, аксессуар к наряду для сексуальных игр.)
От одного представления, как Дом будет лизать все мои «наклейки», у меня дрожь пробегает по спине. Со счастливой улыбкой, я одеваю белое платье с вставками из сетки спереди и на спине, хорошо обтягивающее фигуру, с разрезом от середины бедра до щиколотки.
В животе у меня порхают бабочки, я надеваю туфли с серебряными ремешками. Ногти на ногах яркие и блестящие, я распыляю над головой духи. Сидя за туалетным столиком, накладываю цвета фуксии помаду и тушь на ресницы, и я готова. Я перевожу взгляд на часы. Еще десять минут до его прихода, но вдруг раздается звонок в дверь. Он рано, видно не может ждать, как и я, усмехаюсь своему отражению.
«Молодец, девочка», — говорю я сама себе.
Я со всех ног несусь к двери, открываю и моя улыбка умирает на губах. Я узнаю его сразу же, несмотря на всклокоченную бороду и усы, но почему он так вырядился? И какого черта он делает у моей двери? И зачем ему тележка на колесиках из супермаркета, здесь в коридоре? Но прежде чем я произношу хоть слово или совершаю другое движение, он протягивает руку и что-то острое колет мне в руку.
Оно действует с такой быстротой, что я даже не чувствую, как оседаю на пол.
28.
Я — сталкер
Не убегай, отпусти. Не ищи, ибо придет, когда меньше всего ждешь.
Брюс Ли
С быстротой я толкаю тележку внутрь ее квартиры и закрываю дверь. Внутри тележки лежит шерстяное одеяло все в дырках, я укутываю ее им, потом на боку опускаю тележку, вытаскивая все возможный хлам, находящийся внутри: старые газеты, пустые консервные банки, пластиковые бутылки и какие-то коробки. Я запихиваю ее в тележку из супермаркета.
Отлично… она умещается в ней даже лучше, чем я предполагал.
Кряхтя, я стараюсь поднять тележку в вертикальное положение, но она стала слишком тяжелой, поэтому срывается и падает. Мне нужно немного изменить план. Выпрямляюсь и направляюсь к комоду, где вижу телефонный справочник. Я приподнимаю немного тележку и подкладываю под колесико толстую книгу. Теперь у меня есть рычаг, и двумя руками я поднимаю, правда с большим трудом, тележку — вторая моя попытка увенчалась успехом.
Запыхавшись, правда слегка, я начинаю забрасываю весь хлам сверху, прикрывая ее, потом отхожу в сторону и критическим взглядом разглядываю получившийся результат. Да, никто не заподозрит тележку бездомного человека, везущего какой-то хлам, все, что у него имеется. На стене висит зеркало, и я перевожу на него взгляд.