Ранние рассветы

Чурсина Мария Александровна

Она закричала, и Маша едва сдержалась, чтобы не закрыть уши ладонями.

— Я… я правда не знаю.

— Ты не знаешь, — задыхаясь, но уже спокойнее произнесла Венка. — Не знаешь. Никто не знает.

Она пнула чью-то сумку, свалившуюся на пол.

— А я знаю. Меньше, чем нужно, всё равно не оставят. Так что я убью тех, напротив кого стоят эти плюсики, и сама буду учиться дальше.

— Не надо, — прошептала Маша, готовая просто закрыть лицо руками, как будто это могло помочь.

—

Что «не надо»? Уже надо. Знаешь. — Из глаз её снова потекли слёзы, и, глотая их, Венка сбивалась, но продолжала говорить. — Напротив Таи не было плюсика — это я потом уже узнала. Зря я её. Просто я подумала, она староста и вообще всегда на виду. Её не смогут не оставить. Прости меня, Тайка.

Венка сунула свободную руку в карман и бросила на пол возле Машиных ног кольцо на крепком шёлковом шнуре. Таким можно было задушить — не цепочка, не порвётся.

— А вот Тимура уже было за что, правда. Тогда я уже нашла эти списки. Как ты думаешь, напротив кого из вас троих не было плюсика? Я могу его отпустить прямо сейчас, правда.

Повисла тишина, прерываемая только её хрипловатым дыханием.

— Я не знаю, — произнесла, наконец, Маша, чувствуя, с каким нетерпением от неё ждут ответа.

— А ты угадай. Рауль, ты, Ник? — Она провела пистолетом по кругу. — Выбирай.

— Я не хочу выбирать, — на грани срыва прошептала Маша, комкая руками простыню, просто чтобы не сорваться.

— Ну и правильно, потому что вы все трое — счастливчики, потому что вы все трое переходите на третий курс. Перешли бы.

Она ловко и, только чуть поморщившись, сняла пистолет с предохранителя. В стрельбе Венка была не последняя в их группе, увы, не последняя.

И вдруг на верхнем ярусе зашипела рация. Маша и сама вздрогнула, и увидела, как резко дёргается Венка. Она испугалась, что та нажмёт от неожиданности на спусковой крючок, но Венка сдержалась.

— Маша! Приём! Заснула ты там что ли, — голос Сабрины был слышен очень чётко, словно она сама не шла сейчас к обрыву, а гуляла вокруг стационара. — Маша, эй!

— Ответь ей, — прохрипела Венка, подходя к Маше ещё на шаг.

Та кивнула и на негнущихся ногах поднялась. Она долго шарила рукой по верхней постели, в скомкавшемся одеяле искала рацию. Во рту пересыхало от страха. Наконец, чёрный прохладный корпус лёг в ладонь.

— Да, я слушаю. Приём…

— Ох, наконец. Маша, слушай, мы возле стационара. Мы не можем войти. Открой, а?

— Что случилось? — она слышала свой голос будто со стороны — чужой, бесцветный, как жухлые листья, и такой же шуршащий.

Сабрина по ту сторону рации тяжело вздохнула: вот приходится же общаться с такими труднодоходящими.

— Мы нашли Тимура. Он ранен. В общем, открывай давай быстрее.

Мысли работали быстрее слов, но

даже их ход сбивался, когда Маша ощущала холод смерти у себя за спиной. Маша мысленно пронеслась по первому этажу. Засов на входной двери Венка легко могла задвинуть. Задняя дверь запирается, правда, только на ржавый гвоздь, но снаружи её всё равно не откроешь. Горгулья спит и вряд ли проснётся, даже если закричать изо всех сил.

Окна закрыты — этим утром было не так уж жарко, чтобы их открывать. Окна… одно окно в спальне парней приоткрыто, Рауль так и не захлопнул его до конца.

Она почти кожей чувствовала прерывистое дыхание Венки.

— Скажи ей, чтобы уходила, — приказала она свистящим шёпотом.

— Сабрина, уходи, — повторила Маша.

— Куда? — вместе с помехами донеслось из рации. Маше показалось — она слышала шаги под окном.

— Далеко. Чем дальше, тем лучше.

— Да ты что, с кровати там упала? — возмущённо откликнулась Сабрина. — Маша… Маша, слушай, если ты сейчас же не скажешь, что у вас там… что там происходит, я разобью окно.

Шипели помехи. В темноте закрытых век Маше казалось, что это шипит та самая гадюка, которая укусила Горгулью и теперь готова приняться за Сабрину. За Тимура, или кто там ещё есть, на поляне перед стационаром.

— Говори. — Дуло пистолета ткнулось ей в спину, и с такими аргументами Маше спорить было сложно.

— Пожалуйста, не надо окно, — быстро, задыхаясь, выдала она.

Из рации стало слышно только дыхание Сабрины. Она, видно, прикрыла переговорное устройство рукой и что-то сказала своим спутникам.

— Хорошо, не буду окно. Просто доверься мне, ладно?

— Сабрина, я не могу. Пожалуйста, ничего не делай, — простонала Маша, ощущая, что её ноги собираются предательски подкоситься.

— Просто поверь мне!

Венка дёрнулась назад. Маша тоже краем глаза заметила движение Рауля к столу, где вместе с недоеденным печеньем ещё лежал походный нож.

— Не шевелиться, — захрипела Венка на каких-то слишком высоких частотах, едва воспринимаемых человеческим ухом. — У меня руки дрожат. Я выстрелю.

— Маша, я знаю, что ты мне не доверяешь, но сейчас просто поверь! — кричала в рацию Сабрина, и Маше чудилось, что её голос раздваивается и слышится ещё и через приоткрытое окно.

— Слоны, — сказала она чуть слышно.

Выстрел грохнул через три секунды.

Окно в спальню парней было чуть правее чёрного входа и выше. Оттуда торчал край тюлевой занавески — ну откуда, хотелось знать всему институту, парням перепала такая роскошь? Откуда она здесь, не знал никто, но никто и не стирал несчастную, поэтому сейчас она представляла собой жалкое, пыльное зрелище.