Ранние рассветы
Шрифт:
Все знали — независимо от того, какое решение примет суд, Венка к ним больше не вернётся. Никогда больше. И из-за этого делалось немного жутко.
— Орлова! — голос Горгульи разогнал её мысли, как солнце утренний туман. — Что же вы ерунду в отчёте понаписали?
— Я… — Маша поднялась со стула, но что сказать, так и не нашла.
— Я знаю, что ты. Ты. Ни демона не умеешь искать аномалии. Каких… тебя вообще потянуло под мост, если там было самое сильное поле во всём квартале?
Маше хотелось
— Покажи, как ты поля проверяешь. — Горгулья опустила руку с отчётом и приготовилась смотреть.
Маша чуть подрагивающей рукой вынула из кармана цепочку с кольцом.
Отпущенный на волю первый курс грелся на солнышке перед стационаром. Половину пластиковых стульев поставили друг на друга в тени, а всю траву на поляне устелили одеялами — девушки загорали, а парни лениво беседовали, поглядывая на полуголых соседок.
Она закрыла глаза. Стационар представился Маше, как игрушка на ладони — двухэтажный бревенчатый домик посреди моря зелени. Покатая крыша из старого шифера засыпана листвой. Навес полевой кухни почти скрыт под деревьями, а дальше — только остов от старого дома лесника, давно уже поросший крапивой и диким малинником.
— Что ты мне голову морочишь?
Маша открыла глаза и обнаружила, что кольцо в её руке дёргается, как будто хочет вырваться.
— Ты хочешь сказать, у нас здесь одна сплошная аномалия, да? — Горгулья театрально повела рукой, и за спиной Маша услышала смешки.
— Нет, я думаю. — Она поймала кольцо другой рукой и сжала его в кулаке, чтобы оно уж точно не задёргалось там.
— А я думаю, что ты путаешь понятия. Вместо того чтобы искать аномалии, ты с ними связываешься? — Горгулья пронзительно посмотрела на неё, и Маша, даже если бы захотела соврать, всё равно сказала бы правду. — Ну-ка признавайся, были инциденты?
Она опустила глаза, чувствуя, как щёки начинают пылать.
— Я только попробовала немного.
— Ну и что у тебя получилось? — Она снова опёрлась плечом на стену. Видно, нога всё ещё болела, а попросить принести ещё один стул и сесть, разом став одного роста со курсантами, было бы слишком не по-Горгульи.
— Тут две сущности, — неохотно начала Маша. Ей казалось, за её спиной всё ещё посмеиваются — Ляля вспоминает недавнюю шуточку, снисходительно улыбается Рауль. — Одна старше, она из дома лесника. Другая помоложе, появилась, когда только построили стационар. Они не особенно любят друг друга.
Она шагнула вперёд и пальцем указала на глубокую трещину в бревенчатой стене, идущую строго наискосок.
— Потом как-то успокоились. Не знаю, почему. Сущностей ещё много осталось у каменного моста. И ближе к поляне, кажется, — она наморщилась, болезненно пытаясь вспомнить что-то ещё, но Горгулья махнула
— Достаточно. Может, конечно, ты и услышала это где-нибудь, но я на всякий случай сдам тебя Мифодию Кирилловичу. Будете с ним ловить полтергейстов. В общем, разберётесь. — Она взяла со стола ручку и сделала пометку в журнале — строгая, сосредоточенная на своих мыслях, не старая, в общем-то, женщина, со шрамом, располосовавшим лицо.
Горгулья подняла голову, чуть насмешливо оглядывая своих подопечных.
— А ещё скажу я вам вот что, господа курсанты. Всё это, — она размашисто вывела ручкой круг в воздухе. — Всё, от чего вы тут стонете. Что, воды маловато? Ванна не предусмотрена? Это было предусмотрено, чтобы вы показали себя такими, какие вы есть на самом деле. Легко быть добрым и справедливым, когда мамочки и папочки все ваши проблемы решают.
Она усмехнулась.
— А сейчас взгляните друг на друга и сами на себя. Подумайте. Вот вы — настоящие. Таких гадких ситуаций на вашу судьбу выпадет ещё не две и не три. Подумайте, готовы ли вы к этому или лучше спрячетесь?
Ужин был праздничным — испекли картошку. Всем досталось по два крупных, испачканных в золе клубня и по мисочке с растительным маслом на дне. Маша быстро управилась со своими, проглотив их чуть ли не с кожурой, и почувствовала, что только перебила голод. Ей показалось, голод стал хроническим чувством, как, например, отсутствие зрения у слепого.
Сабрина рядом аккуратно чистила первую картофелин и хмурилась чему-то своему. Небо над лесом темнело и наливалось синевой, и, радуясь прохладе, начинали кусаться комары.
Маша дёргала руками, сгоняя кровопийц, когда Сабрина обернулась к ней.
— Какая я настоящая? — спросила она вдруг очень серьёзно.
Маша пожала плечами.
— Тщеславная, наверное. Ещё очень самоуверенная. Жестокая иногда.
Сабрина хмыкнула, сцепила пальцы под подбородком. Она, прищурившись, смотрела на закат, на ярко-алую полоску между тёмным уже небом и таким же чёрным лесом. Вечерний ветер нёс сладковатый запах дыма.
— Да ладно! — Маша подёргала ногой, сгоняя очередного комара. — Я про тебя всё знала и без практики.
— Почему ты тогда всё ещё со мной? — Сабрина сузила глаза. В сумерках было сложно различить выражения лиц, но Маша готова была поклясться, что её подруга щурит глаза и улыбается — и вот глаза у неё не смеются.
— Есть одна очень веская причина. Ты меня не убила. А всё остальное я могу пережить.
Сабрина рассмеялась по-настоящему, радостно и заразительно. Первый раз за всю практику.
— А ты мне не веришь, — сказала она. — Ты вообще никому не доверяешь, а это чревато последствиями. Возьми картошку. Я всё равно не хочу.