Рапсодия - Дитя Крови (Симфония веков - 1)
Шрифт:
Акмед лежал, положив голову ей на колени, и сердито что-то бормотал, пока она спокойно занималась своим делом.
– В этом нет необходимости - я прекрасно все вижу.
– В таком случае, почему же ты молчал, когда я накладывала повязку?
– Я был без сознания!
– с негодованием заявил он.
– Тогда понятно, - фыркнула Рапсодия.
– А я-то не могла понять, с чего это ты вдруг стал такой покладистый.
– Она сняла второй слой.
– Будем считать, что я попыталась облегчить твои страдания...
– У меня ничего не болит, - сердито перебил ее дракианин.
– ...а
– Рапсодия вдруг замолчала и изумленно уставилась на лицо Акмеда - исчезли не только ожоги, но и старые рубцы.
– Боги!
– прошептала Певица. Акмед сорвал с лица остатки повязки:
– Я же сказал тебе, что совершенно поправился. Грунтор тоже уставился на друга, не в силах оторвать от него глаз:
– Э-э-э... Сэр, ты немножко больше, чем поправился.
– В каком смысле?
Грунтор вытащил свой боевой топор - длинное, похожее на копье, оружие с секирой на конце, который он называл Салют, или Сал - для краткости.
– Посмотри. Помнишь, шрам, что у тебя остался после той драки на ножах в Кингстоне, несколько лет назад?
– И что с ним?
– Исчезнул. Сам глянь.
Акмед схватил секиру обеими руками и уставился на свое отражение. Спустя миг он приподнял рубашку и занялся изучением живота.
– Все шрамы пропали.
– И у меня тоже, - сообщил Грунтор и повернулся к Рапсодии.
Та посмотрела на свое запястье и молча кивнула.
– Все раны залечились, а шрамы исчезли. Почему?
– недоумевал великан.
– Помните, что я вам говорила некоторое время назад?
– сказала, улыбнувшись, Рапсодия.
Акмед выпрямился и вспомнил первое сражение с хищными червями и то, как она вылечила его раны.
"Валяйте, издевайтесь сколько хотите, - сказала тогда Рапсодия, - но я уверена, что именно музыка выведет нас отсюда". А Грунтор еще съязвил: "Только если твое пение разозлит меня настолько, что я не выдержу и продырявлю твоим телом стены". А чуть позже, глядя на залеченную рану Акмеда, Рапсодия пояснила: "Это часть того, на что способны Дающие Имя. Нет ничего сильнее истинного имени. Наша личность неразрывно с ним связана. Оно - суть нас, наша собственная история. Иногда оно может вернуть нас в прежнее состояние - даже если мы претерпели сильные изменения".
– Ты хочешь сказать, что мы будто родилися заново?
– уточнил Грунтор.
Рапсодия пожала плечами:
– Понятия не имею. Похоже, да. В первый раз, когда я проходила сквозь огонь, мне показалось, что мое тело сгорело, словно я принесла его в жертву пламени. В своей песне я использовала истинные имена, и поэтому все плохое, что случилось с нашими телами по тем или иным жизненным обстоятельствам, осталось в прошлом и не появилось вновь - так я полагаю. Есть ли какой-нибудь способ проверить, права ли я?
Акмед осторожно провел рукой по своей шее. Невидимая цепь, с помощью которой демон им управлял, порвалась, когда Рапсодия дала ему новое имя в Истоне, и исчезла давным-давно. Сломанные кости снова срослись и казались совершенно целыми, словно и не было никаких повреждений. Однако Акмед не мог с уверенностью сказать, что они не исцелились еще раньше.
–
– Милочка, повернись-ка к Ою на минутку!
– Оставь меня в покое, - сердито ответила Рапсодия.
– У меня неподходящее настроение для вашего остроумия.
– Ну, мисси, пожалуйста, - настаивал Грунтор.
– Ой хочет на тебя глянуть.
Рапсодия медленно повернулась к нему, хотя глаз так и не подняла.
– Ну и дела!
– пробормотал Грунтор.
Акмед поднял голову и тоже понял, что не может отвести от девушки глаз.
Рапсодия всегда была красивой, хотя грязь и бесконечное блуждание под землей не слишком благотворно сказались на ее внешности. Теперь же ее кожа стала бархатистой, точно лепестки розы. Когда мгновение назад она наградила друзей сердитым взглядом, ее изумрудные глаза засверкали, словно драгоценные камни самой чистой воды. Они сияли так, что болгам показалось, будто в пещере стало светлее. Даже они понимали, что Рапсодия стала необычайно, противоестественно хороша собой.
– Что?
– спросила она, и друзья услышали в ее голосе раздражение.
Грунтор не сразу нашелся, что сказать.
– Боги, ты такая красавица, твоя милость!
– выпалил он наконец.
Лицо Рапсодии смягчилось, а выражение, которое на нем появилось, заставило обоих мужчин покраснеть.
– Не надо меня благодарить, Грунтор, - ласково проговорила она.
– Я рада, что помогла вам. Это самое меньшее, что я могла для вас сделать. Вы столько раз мне помогали!
– Ой имел в виду не то, - заявил Грунтор.
– Ты изменилась.
Рапсодия нахмурилась:
– В каком смысле?
– Он имеет в виду, - донесся до нее сухой голос Акмеда, - что вздумай ты вернуться к своему прежнему занятию, ты бы могла попросить любые деньги и получить их за одну только возможность на тебя поглазеть.
Рапсодия сердито покачала головой.
– Когда ты прекратишь вспоминать мою прежнюю профессию?
– спросила она.
– Я же не рассуждаю о твоих прошлых грехах! И поверь мне, никто не платит денег только за то, чтобы посмотреть на женщину.
Акмед вздохнул, твердо зная, что теперь за это платить будут.
– Рапсодия, ты стала гораздо красивее, чем была, - настойчиво повторил он.
– Ты ослепительна!
Рапсодия взглянула на его лицо, освещенное далекими отблесками огненной стены. Он всегда старательно следил за тем, чтобы постоянно оставаться в плаще, и почти никогда не снимал капюшона. Иными словами, Акмед вел себя как человек, который знает, что смотреть на него неприятно. Теперь же Рапсодия никак не могла понять, почему он так решил. Он не был уродом - по крайней мере, с ее точки зрения. Его лицо отличала своеобразная красота - словно какой-то бог начал создавать шедевр, но забыл закончить его лепку.