Рарок и Леса
Шрифт:
(Кстати король никогда не пользовался своим положением для связей с женщинами, а действовал только силой своего мужского обаяния. Все мерзости, которые творились в конце его правления при дворе были делом рук банды негодяев, действовавших от имени короля. Сам Лоргин тогда не только не мог общаться с женщинами, но даже не в силах был вставать самостоятельно с кресла.)
По словам Маранты связи с мужчинами у неё не было месяца четыре до их с Золасом встречи. Неудивительно, что она так накинулась на него прямо в тюремной камере, где он сидел. Но может быть, она о чём-то забыла или не захотела упомянуть? В такой скрытности не было смысла, но, в конце концов, её дело – говорить ему что-либо или нет. Он бы за такое на неё не обиделся в любом случае. Но если всё было так, как она тогда рассказывала, то будь Маранта жива, а Леса на самом деле приходилась её внучкой, то дедушкой ей мог быть только он – Золас. Хотя нет…
Он совсем забыл, что после их потрясного приключения в подземном узилище дворца Лоргина, Маранту схватили и приговорили к казни, а когда она связанная особой смирительной рубашкой под названием "королевская мантия", лежала в камере, дожидаясь исполнения приговора, её беспомощным положением воспользовался палач.
И это стоило ему жизни – воительница подождала, когда развязанные для грязного насилия ноги восстановят кровообращение, после чего зубами вырвала у подонка клок мяса из горла, а когда тот отскочил, ударом ноги в челюсть сломала ему шейные позвонки от чего тот и сдох, растянувшись во весь рост и вытаращив удивлённые буркалы в потолок. Она победила, но насилие было совершено, и с этим ничего уже нельзя было поделать. Маранта пережила этот факт со стойкостью достойной воина, а в глазах Золаса эта история не только не понизила его мнение об этой женщине ни на волос, а наоборот возвысила её, выделив из ряда прочих женщин с которыми он когда-либо имел дело.
Однако этот случай мог иметь определённые последствия – какая бы исключительная женщина Маранта не была, она продолжала оставаться существом способным производить на свет детей, а поэтому у того гада тоже был шанс стать дедом юной Лесы. Впрочем, он был рыжий здоровенный хряк, а у Лесы вроде как ни единого рыжего волоса…
Нет, ну о чём он, в самом деле, думает? Всё это досужие домыслы, порождённые его вынужденным бездельем. Маранта погибла, получив в спину стрелу, выпущенную лучшей лучницей Гвардии, которая никогда не забыла бы смазать наконечник ядом. Но если б всё было не так… Эх, это было бы занятно и… здорово! Как бы это было здорово!
Глава 43. Аллергия на призраков
Как может себя чувствовать человек, у которого сгорела львиная доля самоуважения? Плохо он может себя чувствовать.
Оставшуюся половину дня и весь вечер Леса дулась на себя и весь мир. Как такое, вообще, с ней могло быть? Может она ненароком съела что-то скверное? Какой-нибудь особенный гриб, который выявил её потаённые плотские желания? Нет, грибов они не ели, а последним грибом, который она видела, был тот – монстровый. Да не причём он здесь!
Ведь всё началось до того, как они увидели этот злополучный "гриб". У фонтана началось. Тогда она, наверное, вдохнула пыльцу какого-нибудь цветка или с ней приключилось ещё что-то в этом духе, но вышло так, что крышу ей снесло полностью. Это же надо такому померещиться, что она втюрилась в двух мужиков за один день! Позор-то, какой! Хорошо, что никто ничего не заметил. Вот только куда деться от самой себя?
Теперь она их почти ненавидела. И того волосатого одноногого вонючку, и этого бледного желтоволосого бугая с выпяченными мускулами, напоминающими вязаную колбасу. Правда умом она понимала, что ни тот, ни другой ничего плохого ей не сделали. (Ну, разве что Зиг хотел её немного убить, вдохнув споры гриба-монстра, а Рарок бросился на защиту, не зная даже, кто она и не понимая, что происходит.) И всё равно ей хотелось вцепиться им обоим в волосы и как следует оттаскать, как это случалось между ней и младшими братьями, когда они делали ей какую-нибудь мелкую пакость.
Вот, чтобы этого не случилось, Леса молчала, как в рот воды набрала и старалась держаться от обоих подальше.
К Цирку они решили пойти следующим утром. Просто все поняли, что им нужен нормальный отдых под крышей, а не под открытым небом на лавочке. Все, в смысле трое людей из плоти, потому что ни Механикус, ни сэр Мальтор в отдыхе не нуждались.
Зато эти двое нуждались в духовной пище, потому что их беседа уже несколько часов не прекращалась ни на секунду. Впрочем, они никому не мешали, так-как говорили вполголоса или точнее еле слышно урчали что-то между собой, так-как слух у обоих намного превосходил обычный, даже самый тонкий человеческий. Этот их равномерный говор, напоминающий журчание воды, действовал на Лесу успокаивающе.
Раздражало другое – мужики тоже нашли себе тему для разговора, и теперь активно налегали на вино и колбасы, найденные в подвале дома. Про Лесу все благополучно забыли, и это её в какой-то мере устраивало, так-как не надо было беспокоиться о том, что она выдаст своё неспокойство словом, тоном или жестом. Но это и бесило!
Леса исподтишка наблюдала за ними из своего угла, где она устроилась с кубком чего-то красно-сладко-терпкого и довольно хмельного. Она не вслушивалась в их разговор, просто не хотела. Ей больше интересно было просто смотреть на этих двух мощных самцов, которые похоже нашли общий язык, несмотря на приличную разницу в возрасте.
Да ведь они, вообще, были похожи друг на друга. Оба крупные, косая сажень в плечах, но не перегруженные мышцами, а гибкие, как бойцовые коты. Оба гривастые, вот только один светлый, а другой тёмный с сильной проседью. Так могут быть похожи отец и сын, дядя и племянник или двоюродные братья. Неудивительно, что они ей понравились оба… Ну, вот опять!
Леса чуть не выронила свой кубок и отвернулась, чтобы не смотреть на этих двоих. Она будет смотреть в окно, и думать не о них, а о себе. Какая же она дура, да ещё и шлюха к тому же! А что, нет? Ну и что, что сохранила девственность? Душой-то ведь пожелала и телом, причём двух, одного за другим. А, между прочим, согласно учению Инци, между таким желанием и действием невелика разница. Что мыслями, что телом нагрешить, всё один и тот же грех. Так что попалась, голубушка, влипла.
Нда, она бы ещё их обоих сразу пожелала… А, что? Они глядишь, согласились бы. И тогда её тело ласкали бы не две, а четыре любимые руки, а две пары губ целовали бы её и целовали по всему телу, даже там… ну, в общем, везде, а потом… Нет, это невыносимо!
На сей раз она сама едва не швырнула кубок в окно, но ей удалось справиться с собой, и тогда она залпом выпила содержимое кубка, не почувствовав ни вкуса, ни хмеля и поставила его на подоконник. Надо было полностью очистить мозг от мыслей, а не то она либо сойдёт с ума, либо отмочит что-нибудь непотребное.
И как ей теперь быть? Как исповедаться дяде Руфусу, который всего на двенадцать лет её старше, и души в ней не чает, считая образцом добродетели? Нет, всё – не думать!
Леса встала, опёрлась руками о подоконник и прижалась лбом к холодному стеклу. Стало немного легче. К тому же так было лучше видно улицу, освещённую слабыми огоньками "Удильщиков", в окнах захваченных ими домов. Улица была пустынна… Или нет?
Леса моргнула раз, другой, прогоняя чувство невидимой паутины на ресницах. По улице двигались какие-то тени. Девушка различала людей и животных, в основном вьючных, но были здесь также собаки, кошки и коровы. Все они двигались, куда-то шли, "люди" исчезали в дверях домов, появлялись снова, останавливались друг перед другом, беззвучно беседуя. И все они были бесцветными, точнее слегка забелёнными, как вода, в которую вылили пару кружек молока на ведро. Сквозь них было видно более тёмные предметы, но полностью прозрачными их назвать было нельзя – Леса видела детали одежды и выражения лиц, потёртости на собачьих локтях и кошачьи усы.