Расцвет и падение древних цивилизаций. Далекое прошлое человечества

Чайлд Вир Гордон

Совершение обрядов за плату сохранилось и в религии пророков во многом потому, что ее приверженцам обещали вознаграждение в загробном, а не в реальном мире. Однако совершение обрядов с подношением пива, как это происходило в Шумере, или опьяняющей сомы, как в ведической Индии, не являлись залогом будущего спасения и милости Бога. Путь к спасению лежал через совершение добродетельных поступков. Следовало поступать по справедливости, не говорить неправду, не воровать и не убивать, то есть поступать по отношению к другим так же, как и в древних сообществах бронзового века, у которых и были заимствованы эти представления.

Конечно, как и всякое учение, обещавшее спасение

в качестве награды за праведность, христианство также допускало осуждение на вечные муки как наказание за дурные поступки. В боговдохновенном видении пророка отрицательный мотив затемняется положительным посланием. Поскольку религия становилась все более и более структурированной и зависящей от священников, страдания осужденных на вечные муки определялись с особым наслаждением. Скажем, как и на египетском папирусе, относящемся ко 2-му тысячелетию до н. э., а позже на буддийских и зороастрийских скульптурах и изображениях, на христианских иконах красочно изображены ад и претерпеваемые грешниками мучения.

Наконец, поскольку Господь стал создателем всех людей, человечество, очевидно, превратилось в единое сообщество. Теперь для его соплеменников или горожан истовая набожная благочестивость человека связывалась со справедливостью, правдивостью и милосердием, даже если не для всех людей, то, по крайней мере, для сообщества преданных, в которое должны были входить все люди, независимо от их происхождения или политического союза.

Подобные плодотворные идеи явно свойственны учениям Сиддхартхи Гаутамы, Заратуштры, Амоса и прочих пророков. В буддизме, митраизме и других религиях они особенно проявились после 300 года до н. э. Представление о человечестве как о едином сообществе, всем членам которого присущи общие моральные обязательства, представляет собой идеологический аналог международной экономики, основанной на обмене товарами между всеми ее членами, сложившейся во второй период железного века.

В Греции во время бронзового века певцы, которых радостно принимали во дворах героев вместо жрецов, изображали богов как подобие военных покровителей, признававших первенство олимпийского Зевса, — так же вели себя своевольные военачальники ахейцев по отношению к правителю Микен.

В железном веке совершались публичные жертвоприношения олимпийским богам, для чего в каждом городе были построены специальные храмы. Однако когда смертные правители покинули микенские дворцы, боги Гомера также оставили земной Олимп и исчезли в небе. Природа, оставленная богами, таким образом, стала свободной для науки, однако наполовину, поскольку и старое крестьянство, и новые варварские племена придерживались архаических магических культов.

Именно из древних магических обрядов они заимствовали «мистические религии», культ Диониса, или Вакха, бога вина, пришел из Фракии, орфики и элевсинские мистерии, а также и философы вплоть до Пифагора и Платона обращались к личности (и бессмертию души), а не к обществу как к организованному целому. Мистические религии служили идеологией для масс, угнетаемых крестьян, рудокопов и даже для рабов, обещая им спасение и становясь духовным бальзамом в их материальных и экономических проблемах.

Вакх предлагал союз с божеством через божественное безумие, орфики, как и Будда, освобождали от колеса рождений и смертей, то есть даровали бессмертие. Все же пути к спасению в основном представляли собой магические ритуалы, инициацию и очищение непосредственно заимствовали из древних репродуктивных культов, таких как приобретение бессмертия сначала для фараона и затем для всех египтян, кто мог заплатить за них.

Естественно, что нечистым, непосвященным,

угрожали адом. К V веку до н. э. страх перед преисподней стал существенным фактором в жизни греков, хотя и редко упоминался в классической литературе. Из итальянских и сицилийских греческих колоний учение дошло до этрусков, чьи гробницы иногда украшались изображениями пыток проклятых. Все же целью мистерий было не «научить своих приверженцев догмам, а довести до определенного эмоционального состояния».

В свою очередь, философы-мистики обращались к более искушенным клиентам с утонченной магией. В частности, Пифагор из Самоса (ок. 580–500 до н. э.) помимо традиционных запретов и архаических ритуалов призывал к занятиям науками и искусством. Его ученики образовали братства, которые больше напоминают древние тайные общества и орфическую церковь, чем научные школы. Сказанное справедливо и в отношении брахманских философских школ Индии железного века.

Все же пифагорейцы, рассматривая созерцательную жизнь как величайшее очищение, изучали в связи с этим арифметику, геометрию и астрономию как сопутствующие средства, правда без практических результатов. Тем временем другие философы, происходившие из Ионии, учили, непосредственно опираясь на естественные науки.

Основатели так называемой естественной философии — Фалес (ок. 625–540 до н. э.) и Анаксимандр (ок. 600–530 до н. э.) из Милета, Гераклит (ок. 550–475 до н. э.) из Эфеса — на самом деле были в основном озабочены социальными проблемами, нежели торговыми связями с Востоком и новыми средствами денежного обращения, необходимыми теперь в Ионии.

Философы наконец перестали ограничиваться абстрактной «природой», не связанной с человеческим обществом, подобно теологам Шумера и Египта. Как писал Корнфорд: «Главным предметом размышлений греков является не внешняя природа, обнаруживаемая чувственно, но представление о реальности как о сверхчувствительной протяженной субстанции, которая вначале была живой и божественной…» «Их целью являлось создание нового инструмента, концептуальной модели реальности». Точно такой же, возможно, была и цель у шумеров.

Как и в Месопотамии, модель обеспечивалась порядком в обществе, однако по мере того, как общество переходило к цивилизации железного, а вовсе не бронзового века. Греческое обозначение порядка в природе космос происходит от корня, который в ранней Греции времен Гомера относился к выстраиванию кланов перед началом военных действий и к устройству племен на земле.

Фактически железный век представил проблемы общества в новом свете, исполнители и инструменты решения оказались иными. Мораль и космогония восточного бронзового века стали коллективным умозрительным построением корпорации жрецов или храмовых хозяйств.

Брахманическая философия в Индии также вышла из касты жрецов. Греческая философия железного века оказалась личным умозрительным построением личностей, освободившихся от полной зависимости от группы благодаря железным орудиям и оружию и денежному обращению.

В философии железного века, как в Индии, так и в Греции, проблема индивидуальности и общества, единого и множества выходила на передний план. Действительно, она возникла на горизонте, когда первые чародеи появились уже в ордах старого каменного века, и продолжала существовать в бронзовом веке, когда божественные правители и военачальники приобрели индивидуальность и «души». Однако она пришла в упадок, когда в железном веке появилось сообщество пиратов-капитанов, купцов, владельцев кораблей, ростовщиков и тиранов.