Раскинулось море широко
Шрифт:
«Ага, понятно… круговорот дерьма в природе… а что же он с мечом по улицам бегает?»
«Засем бегати? Люй Фанси ходя-ходя, ни бегати… Люй Фанси телеска ходя-ходя, катай – туда какаска, сюда лапса…»
«А, так ты про потерпевшего…»
«Потелпевсего, моя говоли, ой, шибко-шибко потелпевсего…»
«А это тогда кто такой?»
«Сёлт снаит… хунхуза нелусский…»
«Да, видно, без князя здесь не обойдёшься… А ты, Моисей премудрый… я т-т-тебе… Во! Нюхай у меня!»
«Ваше Благородие, на што обижаете… тридцать лет, Верой-Правдой…»
«За то и милую, что тебе пять годков до пенсии… детей твоих, шестерых, жалко! Смотри у меня! Ещё только единый
«Христом-Богом клянусь, век за Вас будем молиться…»
«Ну, хватит соплей-то… хватай бусурмана, тащи в участок… а я домой… Владимир Иванович, не сочтите за труд, пойдёмте со мной – высвистайте князя! А то я сейчас домой… мне как-то неудобно будет…»
… Когда шумные длинноносые варвары утащили поверженного злодея в амбань русского дубаня, худенький, тихий и скромный портной Сунь осторожно подставил плечо под руку тихо стонущего многостаночника-универсала Люя и повёл его в свою выстуженную фанзу, где на остывшей лежанке одиноко пребывал в покое обезглавленный Вань… Он тоже нуждался в дружеской заботе – голову требовалось -таки пришить… но сначала Люй. «Прекрасно там, где пребывает милосердие. Разве можно достичь мудрости, если не жить в его краях?»
…«Ой, кто там?»
«Виссариона Иосифовича можно?»
«Это Ви, Владимир Иванович? Уже иду…»
«Ой, да чего ж Вы в дверях-то… проходите, проходите, пожалуйста…»
«Да я на минутку, Ольга…»
«Да просто Ольга! Ничего, у нас здесь по простому… как там мой обормот?»
«Супруг Ваш, Ольга, душевно страдает…»
«Ещё бы ему не страдать! Сколь я его ждала, дьявола… и пока за китайцами своими гонялся, и пока в Восточном Институте все вечера на лекСиях своих высиживал…»
«Да что же плохого в Институте?»
«Знаем, знаем, чем там господа студенты-то занимаются… ишь ты, на „золотую доску“ его записали, фу-ты, ну-ты… небось за время занятий все кабаки изучил!»
«Зря Ви, Ольга Константиновна… Паша очеН хорошо говорит на великоханьском… с мандаринским диалектом!»
«Вечно Вы его покрываете… уж Вы на него повлияйте, Владимир Иванович – Вы человек обстоятельный…»
«Да откуда Вы знаете?»
«Земля слухом полнится!»
«Да я приехал всего третьего дня!»
«Чтобы узнать вкус окорока, не обязательно есть его целиком! Это Конфуций китайский сказал… а у нас люди приглядливы… так что уж пожалуйста, Вы воспитайте моего…»
«Э-э-э, Ольга Константиновна, мужчина воспитывается до трёх лет… а потом только – костенеет…»
«Ох, беда мне… у меня ведь мужиков полна хата – Олежек да Володинька, пять да как раз три… что же я с ними делать буду, сорванцами… все – вылитый папаша!»
Когда запахивающий на ходу шинель князь выбирался, осторожно ступая, чтобы спящих детей не потревожить из своего чуланчика, Ольга метнулась к чугунной плите, и передала Семёнову тёплый свёрток:«Вот, пожалуйста… я тут пян-се напекла… как он любит, на пару, с капустою, луком и мясом… отведайте и его, негодяя, покормите… а то небось избегался весь, некормленный…»
…«И что ж ты будешь делать-то, а? Фюлюганы! Как есть фюлюганы…»
«Здравствуй, Грищенко! Это ты о чём-то конкретном или ты просто – общественные нравы клеймить стал?»
«ЗрЛЖел, ВашБрдь… Клеймить! Именно! Заклеймить бы, как в старопрошедшие времена, выдрать бы кнутом… да и на Соколий Остров…»
«Кого драть собрался, Грищенко?»
«Не знаю точно кого, а только драть – надо… ведь оне над самим Невельским надругались!»
«Над кем?»
«Над Невельским нашим, над батюшкой-адмиралом…»
«Что, опять?»
«И ещё – извращённым способом!»
Да,
Потом – с освящением… Когда владыка Андрон, Архиепископ Владивостокский и Приморский, совершал Божественную литургию с чином освящения памятника, с дымящимся кадилом обходя оный округ, из смиренно преклонившей колени толпы народа показался уволенный за несдержанность в отношении напитков горячительных брандмейстер пожарной команды Сергей Лазо, и с криком:«Мужчина, у Вас сумочка загорелась!» – окатил его водой…
Допрошенный оплошавший городовой, пропустивший пьяного как сапожник отставного брандмейстера к памятнику, только руками разводил:«А я думал, мужик с полным ведром… хорошая примета…»
А потом выпускники Александровских мореходных классов, кончившие курс наук, и по сему случаю «удостаиваемые в кондукторы корпуса флотских штурманов», ежегодно в ночь после выпуска на него тельняшку одевать стали… и нет чтобы новенькую – обязательно и старую, и рваную!
Потому как выпускники должны были еще два года отплавать на кораблях, и только после этого (со сдачей дополнительных экзаменов по теории и практике) получали наконец чин прапорщика по адмиралтейству… а до того числились в нижних чинах, «чёрной костью» – и каждый гардемаринишка мог им свободно «Ты-кать»… хотя изучались в классах Закон Божий, арифметика с алгеброй, геометрия (плоская и сферическая), навигация, астрономия, геодезия и география, физика, механика, артиллерия, история (русская и всеобщая), русский язык и чистописание, английский язык, рисование, черчение и корабельная архитектура. На лето старшие кадеты отправлялись на корабли Сибирской флотилии для практических занятий, а младшие оставались на казарменном положении при училище (напомню, что училище это было военным, хотя готовило штурманов на торговые суда) – «практические же занятия состояли в следующем: править рулем, бросать лаг, брать пеленг и углы, вести шканочный журнал, прокладывать на карте, делать астрономические наблюдения, вычислять широту, долготу и склонения компаса; также производить: топографическую съемку, морскую опись и промер, снимать виды берегов и составлять исторические журналы.» Не каждый, далеко не каждый выпускник Морского Корпуса такими знаниями, а особливо – умениями, мог обладать…
В Морском Корпусе на бронзового Нахимова гардемарины-выпускники, поименованные в мичмана, тоже тельняшку одевали – и кадеты не могли это не знать! И не могли не знать – что ТАМ – тельняшка была новая, чистенькая…
Всё теперь понятно? А Невельскому -то от этого не легче…
А сейчас – посередь зимы – выпуска не предвиделось… а на памятник какой-то супостат опять покусился!
На этот раз – он платочек бабий нацепил… и губы кармином накрасил…
«Вот, извольте… беленький, и даже с вышивкой – бабочка над цветочком…»
«Э-э-э… это нэ платочек.»
«А что тогда?»
«Видите ли, в Японии невесте, кроме длинных золотых шпилек, надевают налобник – цуно-какуси – из белого шелка. По поверью, он должен скрывать „рога ревности“, якобы проростающие у каждой девушки, как только она станет супругой – ну, не тебе, Петя, мне это рассказывать… В смысле, ты же в Восточном Институте учился! Хе-хе. Да, определённо цуно-какуси, смотрите, какой крой интересный… Вот это самое – и повязали…»
«Экое декаденство, Владимир Иванович, Вы не находите? Из пустой забавы такую дорогую вещь выкинуть…»