Расклад рун
Шрифт:
Некоторые аспирантки сидели в передних рядах, в то время как авторитетные профессорши стояли, прислонившись к задней стене аудитории, или сидели на корточках в проходах, натянув юбки на колени. Войдя в аудиторию вслед за профессором Оппенгеймером, Вирджиния почувствовала, что в ней дышать нечем, в лицо пахнуло духотой и запахом пота. Как только они вошли, разговоры прекратились, и Вирджиния ощутила, что все взгляды в аудитории устремлены на нее, на профессора и на Беверли, следующих по проходу к столу.
– Вижу, здесь сегодня не то что яблоку, волосу негде упасть, – произнес профессор Оппенгеймер вместо извинения, протискиваясь
– Извините, простите, – бормотала Вирджиния направо и налево. – Прошу прощения.
Отодвигаясь, давая ей дорогу, женщины, сидевшие в проходе, задирали головы и внимательно всматривались в нее. Вирджиния уже раскраснелась от жары, вспотела, сильнейшее неудобство начал доставлять ей подбородок с наклеенной бородой. Вместо того чтобы держать руки перед собой для сохранения равновесия, она засунула их в карманы брюк, чтобы не было заметно, как они дрожат. По толпе, собравшейся в аудитории, легким бризом пронесся шепот:
– Кто это такой?
В передней части аудитории располагалась кафедра с двумя столами с откидными крышками по бокам. Карсвелл еще не прибыл, и место за столом занимал пока только один из участников дискуссии – усталого вида коротышка средних лет в мятом костюме, купленном явно не в самом дорогом магазине. Он сидел, сгорбившись и нервно потирая руки. Казалось, коротышка тщетно ищет в аудитории хоть одно дружественно настроенное к нему лицо. Увидев спускающихся по проходу Оппенгеймера и Вирджинию, он с вялой улыбкой распрямился.
Подойдя к кафедре, профессор Оппенгеймер попытался убедить женщин, сидевших на полу в передней части аудитории, немного потесниться и дать место Беверли, и та примостилась на самую нижнюю ступеньку, которая вела на возвышение для столов президиума. На самом возвышении второй диспутант вскочил на ноги с каким-то преувеличенным энтузиазмом и, как только профессор Оппенгеймер представил их, начал неистово жать руку Вирджинии.
– Боб Доу, – сказал он, сверкая глазами. – Канзасский университет.
Затем наклонился ближе, схватив Вирджинию за плечо, и хрипло прошептал ей на ухо:
– Эх, дружище, если б ты знал, как я рад тебя видеть!
Вирджинию обдало горячим дыханием канзасца и сильным запахом алкоголя.
Оппенгеймер, однако, производил впечатление человека, идеально владеющего собой. Его щеголеватый двубортный пиджак напоминал рыцарские доспехи преуспевающего интеллектуала, а слегка лукавая улыбка явно служила ему превосходным оружием. Шепот в аудитории нарастал, переходя в некий общий гул. Более сотни глаз были устремлены на кафедру и столы президиума.
Оппенгеймер обвел толпу холодным уверенным взглядом.
– Ну-с, – сказал он, – где же наш главный герой?
– Здесь, – провозгласил четкий пронзительный голос, и Виктор Карсвелл вошел в низенькую дверь, расположенную за спинами президиума.
В аудитории воцарилась гробовая тишина. В ней эхом разносились шаги Карсвелла, прошедшего к своему месту рядом с кафедрой и громко водрузившего на стол портфель. Замки портфеля щелкнули, словно оружейный затвор, и в тот момент, когда Карсвелл вытащил из него доклад, на губах у него появилась улыбка. Он выглядел так, как выглядел всегда: твидовый пиджак с жилетом, сдержанная, но очень точная жестикуляция, прическа в эдвардианском стиле. Рассказ диссертанта за обедом оказался совершенно точен: на Карсвелле были панталоны – короткие брюки, затянутые чуть пониже колен, стройные
Карсвелл положил на кафедру свой доклад, небольшую стопку листов, скрепленных в углу, и захлопнул портфель со звуком, напоминавшим громкий выстрел. Затем быстро повернулся к Оппенгеймеру; тот подошел к нему и что-то прошептал на ухо. Карсвелл кивнул и сказал:
– Да, я вижу.
Казалось, все присутствующие одновременно затаили дыхание. А Вирджиния почувствовала, что все глаза устремлены на нее, словно прожектора в ночи. Даже при том, что здесь было много чужаков, приезжих, в аудитории, вне всякого сомнения, присутствовал кто-то, кто очень хорошо ее знал, кого не могли обмануть ни перекрашенные волосы, ни накладная борода, ни мешковато сидевший костюм, и кто, конечно, разглядел бы под всем этим нервную молодую женщину. Она оглянулась на Беверли и увидела, что ее светловолосая «супруга» сидит, скорчившись, на нижней ступеньке, готовая в любую минуту вскочить и броситься в бой. Она сверлила Карсвелла таким взглядом, с которым по пронзительности вряд ли мог сравниться чей-то еще взгляд из всей сотни присутствующих.
– Профессор Юнгер? – произнес Оппенгеймер, и Вирджиния резко подняла голову.
Оппенгеймер представлял ее Карсвеллу.
– Профессор Юнгер из Нортфилдского университета, – сказал Оппенгеймер. – Сегодня он будет участвовать в нашей дискуссии.
– Профессор! – сухо сказал Карсвелл, протягивая руку.
Сердце Вирджинии бешено колотилось, и ей было непросто вытащить руку из кармана. Она никогда раньше не прикасалась к Карсвеллу и теперь была уверена, что, как только коснется его, он сразу же поймет, кто она такая. Оппенгеймер вежливо подтолкнул ее к Карсвеллу, и она протянула полностью одеревеневшую руку. Пальцы Вирджинии инстинктивно сжались, как только коснулись ладони Карсвелла. Его рука источала жуткий ледяной холод, он обхватил ее кисть своими короткими пальцами.
– Виктор Карсвелл, – произнес он, прищурившись.
Кто-то из публики свистнул, и, к величайшему облегчению Вирджинии, Карсвелл отпустил ее руку и повернулся в сторону толпы, презрительно сжав губы. Вирджиния обменялась взглядами с Бобом Доу, стоявшим немного поодаль и вспотевшим от предвкушения предстоящей баталии.
– Коллеги, прошу вас, – произнес Оппенгеймер шутливо-ворчливым тоном. – Не надо нам тут дырявых покрышек, умоляю.
– Да-да, – добавил Карсвелл, – сохраните, пожалуйста, все известные вам способы публичной демонстрации презрения до того момента, как я завершу чтение доклада.
В аудитории послышались возгласы удивления и даже чей-то хохоток. Оппенгеймер повернулся к Вирджинии и Бобу Доу и спросил:
– Начнем?
Все расселись, кроме Оппенгеймера, который прошел на кафедру. Карсвелл и Боб Доу сели слева от кафедры, поэтому Вирджиния заняла место справа в самом конце стола, как можно дальше от Карсвелла.
Оппенгеймер извлек из нагрудного кармана карточку и начал в высшей степени дипломатичное, нейтральное представление Карсвелла, без каких-либо похвал или чисто формальных выражений дружелюбия, как обычно принято в подобных случаях, – просто излагал его биографию, перечислял степени, публикации, места работы. Только однажды он чуть было не похвалил его, когда характеризовал исследовательские интересы Карсвелла.