Расколотое королевство
Шрифт:
— Господи Иисусе, защитник мой, — пробормотал я, закончив, на мгновение прижал крест к губам, а потом заправил обратно под кольчугу.
Англичане опять двинулись вперед, теперь выступая стройными рядами под командованием своих танов; казалось, что они бросили основную часть своего войска против нашего крыла: против меня с моими рыцарями и Эдо. Они знали, что если смогут разрушить нашу линию в одном месте, остальные ряды долго не продержатся. Впрочем, это не означало, что Уэйс с валлийцами получили краткую передышку, потому что я увидел, что одно из знамен с алым львом, покачиваясь, поплыло вниз с холма. Под ним маршировали орды валлийцев, и во главе ехал один из королей: то ли Бледдин, то ли Риваллон, один хрен.
Очевидно,
— Держитесь рядом, — напомнил я. — Плечом к плечу. Щиты вместе. За Нормандию!
Это все, что я успел сказать, прежде чем наши щиты столкнулись снова.
Стена щитов — самое суровое испытание для воина. За все годы службы я не знал ничего подобного, и тот, кто не стоял в ней, ничего не поймет ни по песням поэтов, ни по воспоминаниям бойцов. До тех пор, пока мужчина не встанет плечом к плечу со своими товарищами и не посмотрит в лицо смерти, пока он не сойдется с человеком, стремящимся убить его, так близко, что будет глядеть ему в глаза, чувствовать его гнилое от эля дыхание, запах дерьма, сползающего в штаны, пота, струящегося из-под мышек; пока он не погрузит свой клинок в живот врага и не увидит как мужество покидает того вместе с жизнью, пока он не совершит всего этого и не останется жив — он не может говорить, что жил по-настоящему.
Как долго мы сдерживали их напор, я не мог бы сказать. Мне казалось, прошли часы, но позже я мог вспомнить только дождь, нависший над нами черной тучей, хлеставший меня по лицу, каплями отскакивавший от шлема, стекавший по лицу и падавший с подбородка, сочившийся под кольчугу и пропитавший насквозь всю одежду. Враги падали передо мной, и я не раз должен был позволить бойцу из заднего ряда занять мое место, когда отходил за новым копьем, потому что старое невозможно было вырвать из трупа или оно было изрублено топорами. Я потерял счет убитым врагам, так много их было, но этого было недостаточно. И все же враг наступал, постепенно тесня нас от останков стены к берегу реки. Мы отходили медленно, короткими шагами, но с каждым шагом назад я чувствовал, что теряя позицию, мы проигрываем бой.
Слева от меня Турольд вскрикнул от боли и отшатнулся назад. Его щит был расколот, и он зажимал кровоточащую рану в боку, когда тощий черноволосый валлиец занес над ним сакс, намереваясь прикончить его. Увлекшись, враг забыл, что покинул безопасное место под прикрытием щитов. Выступив всего на шаг вперед, он оказался в окружении французов, и прежде чем его клинок коснулся Турольда, Серло одним ударом покончил с ним, погрузив широкое острие в его легкие. Пузырящаяся кровь хлынула из глубокой раны на кожаную куртку черноволосого.
Турольд лежал на спине, широко распахнув глаза, по его кольчуге расплывалось багровое пятно.
— Вставай! — Отчаянно крикнул я ему. — Вставай!
Не успели это слова сорваться с моих губ, как я понял их тщетность. Он не мог даже приподняться, не говоря о том, чтобы сражаться. Его место в первом ряду занял новый боец, а затем его за руки оттащили назад в недоступное для противника место, и больше я не видел его никогда.
Впрочем, у меня были свои заботы. Надо мной блеснул топор: слабые удары, которые я отражал без труда, пока моему противнику не удалось зацепиться изогнутой частью топорища за верхний край моего щита. Я слишком поздно сообразил, что он собирается сделать. Одним махом он отвел вниз мою левую руку со щитом и одновременно дернул на себя, заставив меня потерять равновесие и выпасть из стены. Земля была скользкой от грязи и кишок убитых мной валлийцев, я поскользнулся и упал на колени, когда он занес оружие для смертельного удара.
Боевые рога вдали разразились заупокойным воем. Вокруг раздавались крики, но кровь так шумела у меня в голове, что я не смог бы разобрать ни слова, даже если бы они были обращены ко мне. Мне удалось откинуться на спину и поднять щит как раз вовремя, чтобы отбить удар англичанина. Боль пронзила мою руку, когда топорище опустилось на железную шишку щита, сорвало кожаную обивку и раскололо обод. Как он не зацепил мою шею, я не узнаю никогда. Он снова поднял оружие над головой, и его лицо расплылось довольной щербатой улыбкой, когда он заметил мой алый султан и понял, что скоро покроет себя славой.
— Godemite! [18] — Выкрикнул он, и его рябое от оспы лицо покраснело от гнева.
Мое копье лежало на земле за пределами вытянутой руки, и я одним махом выхватил из ножен меч. Прежде, чем он успел опустить свой топор во второй раз, я метнулся по земле, устремившись к его ногам. Это был страшный, жестокий удар, не имеющий ничего общего с искусством фехтования, но он не ждал его, и это было главное. Край лезвия вонзился в лодыжку, разрывая сухожилия, круша кости, и прошел насквозь, так что на месте его ноги остался только красный обрубок. Англичанин с криком повалился навзничь, размахивая руками, и когда он сполз на землю по щитам стоящих позади людей, топор выпал из его рук.
18
Господи! (староангл.)
Еще не веря, что остался в живых, я вскочил на ноги и снова занял свое место в стене, все еще ожидая, что вот-вот несколько копий вопьются в мое тело. Но Эдо с Серло защищали мои фланги и сдерживали противника. В этот момент мне показалось, что англичане колеблются, и почему-то не развивают свое преимущество, хотя должны были видеть, как сокращаются наши ряды. В бою даже малейшее колебание может оказаться решающим, как мне часто доводилось наблюдать, и я знал, что нам следует использовать наш шанс.
— Вперед! — закричал я, потрясая моим расщепленным щитом. Мой голос звучал хрипло, когда я поднял меч к небу. — Вперед!
Мощь стены щитов заключается в тесно сомкнутых рядах, но она может рассыпаться в одно мгновение. Именно это и случилось, когда мы бросились вперед, чтобы вбить клин в ту щель, где только что стоял человек, который лишился ноги в поединке со мной, и которую англичане не успели закрыть новым бойцом. Мой меч жил собственной жизнью, порхая вокруг меня, перелетая от одного врага к следующему: парируя, рассекая, пронзая, прорубая себе путь через тела противников. То был ближний бой, истинная проверка мастерства воина и его силы, и мы побеждали: обращали англичан в бегство под знамена своих союзников валлийцев, либо посылали на смерть. Мы могли бы воспользоваться удачей первой атаки, но я оглянулся на наше войско и увидел, какова была цена этой победы. Десятки раненых и десятки мертвых. Их истерзанные тела лежали, вытянувшись в грязи, из животов торчали копья с поникшими вымпелами, густая корка красно-бурой грязи покрывала одежду и лица. Среди них я узнал некоторых рыцарей моего отряда, с которыми мне случалось говорить в последние несколько дней, а так же копейщиков и рыцарей других баронов. Мы не могли выдержать второго подобного натиска.
Но оба знамени со львами уже колыхались в руках знаменосцев. К моему удивлению валлийцы не спускались с холма в долину, чтобы покончить с нами; они шли на север долины, за мельницу. Снова взвыли рога, и на этот раз я понял, откуда исходит этот звук, и что он означает.
На севере из дождя и тумана один за другим, взрывая грязь и камни копытами лошадей, выезжали отряды всадников в кольчугах и шлемах. Высоко над их головами по ветру реяли вымпелы и флаги, и на них был изображен белый силуэт волка, который я узнал с первого взгляда.