Расколотое королевство
Шрифт:
Я обвел взглядом Редвульфа, Дэйрика и Одгара, мужчин из других усадеб, чьих имен я еще не знал: французов и англичан. Ни один из них не издал ни звука, который я мог бы принять за знак согласия. Впрочем, в то же время никто не попытался выступить против меня.
Глядя на извивающиеся, закручивающиеся языки пламени, Эдда торжественно кивнул. Я подумал, что сейчас происходит у него в голове: предвкушает ли он радость от предстоящей битвы или просто готовится снести новое испытание судьбы ради выполнения долга чести? Несмотря на печальное прошлое, я надеялся, что он сможет раздуть в своей душе искру праведного гнева, который в нужный момент превратится в боевую ярость. В сражении важно одно — сохранить мужество, не позволить страху вползти в сердце воина. Если это
Я попытался скрыть эти мысли от посторонних глаз. Я не мог позволить себе потерять последних друзей. И все же я не был уверен, что смогу предложить им всем безопасный путь. В моем сердце таилось предчувствие, что я веду этих мужчин, некоторые из которых были почти детьми, к могиле, как раньше вел многих и многих других. Но был ли у меня иной выбор?
— Король выступил в поход, — сказал я, обращаясь ко всем сразу. — Если мы хотим вернуть наши земли, ему понадобится каждый человек, которого он сможет найти. Вы со мной?
Священник перевел мои слова для тех, кто не говорил по-французски. Один за другим они дали свое согласие, возможно, заразившись моей решимостью. Кое-кто колебался, возможно им пришлось преодолеть некоторые сомнения, но в конце концов, они тоже согласились.
Даже Галфрид выразил свою поддержку, хотя в его голосе я чувствовал определенное нежелание, которое объяснил отсутствием боевого опыта. Это меня не удивило. Люди, говорящие громче всех, очень часто потом доказывают, что их слова были просто дымовой завесой, за которой они пытались скрыть свою неуверенность.
Совсем недавно я и сам был таким.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Нам не долго пришлось ждать встречи с нашей первой добычей. Солнце еще невысоко поднялось над горизонтом, хотя мы выехали с рассветом, были в пути почти час; в воздухе висел сырой туман, а трава была густо унизана каплями росы. Лето переходило в осень, зелень листьев обращалась в золото, а кое-где уже облетала с деревьев.
Врагов мы заметили на противоположном склоне холма. Я насчитал четырех всадников, едущих с северо-запада. Все они сидели на крепких пони и были вооружены длинными копьями, наконечники которых поблескивали под лучами низкого солнца. Не выбирая дороги, они скакали через поля и пастбища, распугивая овец и разбрасывая во все стороны комья грязи и торфа. Валлийцы держали путь к небольшому скоплению хижин — всего пять или шесть соломенных крыш — которые сгрудились на берегу чуть выше поймы.
Местные жители сразу подняли крик и, бросив своих животных и скарб, разбежались во всех направлениях, спеша к ближайшему укрытию. Один крытый соломой дом с пристроенным к нему свинарником немного выделялся своими размерами, и валлийцы направились в первую очередь к нему. Стадо гусей, запоздало предупрежденное их владельцем, галдя и раскинув крылья бросилось к речке. Двое мужчин ворвались в дом, выволокли за волосы кричащую женщину и толкнули ее на землю, в то время как остальные вытащили во двор большой сундук, где один из них начал взламывать его топором, который был перекинут у него через спину.
Все это мы наблюдали с опушки рощи на другой стороне ручья, как раз напротив дома. Солнце светило нам в спину, и может быть, поэтому враг не заметил нас; четырех десятков человек было вполне достаточно чтобы спугнуть их.
— Ждите здесь, — сказал я отцу Эрхембальду, на чье попечение оставил женщин и детей, а мужчинам добавил: — За мной. Идем тихо. Не говорите ни слова без моего разрешения.
Медленно, стараясь не привлекать внимания, мы подкрались к шаткому мостику, который пересекал поток, и залегли в высокой траве. Меньше всего я хотел, чтобы враги заметили нас и успели сбежать на своих лошадках, прежде чем у нас появится шанс убить их. Удача, что заставила наши пути пересечься, сегодня была на нашей стороне, но я был полон решимости извлечь максимальную выгоду из нашего преимущества и позаботиться, чтобы эти отродья больше никогда не топтали английскую землю.
Крестьяне поступили мудро, предпочитая не вступать в бой, и валлийцы обходили дом за домом в поисках чего-нибудь ценного, заглядывая даже в совсем ветхие, покрытые мхом хижины, пока не дошли до церкви, где не обращая внимания на протесты священника бросили его в навозную кучу у стены сарая. Там они и оставили его, предварительно хорошенько попинав в бока, чтобы быть уверенными, что он не выберется из навоза.
Когда все они скрылись в церкви мы поняли, что пришло время воспользоваться нашим шансом. Я дал сигнал следовавшим чуть позади меня Эдде и Галфриду, а они передали его остальным мужчинам. Действуя дружно, как один, мы вскочили и бросились к мосту, который загрохотал под нашими ногами. Одну группу я послал захватить валлийских пони, которых они привязали рядом со свинарником. Тех, кто имел оружие, я повел в сторону церкви прямо через сырой от росы луг и низкую каменную стену, отмечавшую границу кладбища. Половина из них во главе с Галфридом обошла церковь с другой стороны, а я вместе с шестью мужчинами занял позицию у двери так, чтобы когда враги выйдут, мы могли напасть на них с двух сторон.
Дальше все произошло так быстро, что я почти ничего не запомнил. Через несколько мгновений на пороге появился первый из валлийцев; с широкой улыбкой он опускал в мешок серебряный подсвечник и поднял голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как на его лицо опускается мой клинок. Я почувствовал, как лезвие пробило его череп и погрузилось в мозг. Видя это, остальные поспешили обнажить оружие, но нас было в восемь раз больше, так что у них не было никаких шансов. Несмотря на свои доспехи и щиты, они явились сюда, не ожидая серьезного сопротивления, в то время как мы жаждали их крови и смерти. Мы кололи и резали их, наполняя утренний воздух криками ярости и боли, хлюпаньем вывороченных кишок, и когда все было кончено, мы сбросили в поток их вялые и искромсанные трупы, позволяя быстрой воде нести их вниз по течению в красном облаке крови, как свидетельство нашей победы и в качестве предупреждения.
Только тогда, убедившись, что мы не собираемся причинить им вред, местные жители осмелились подойти ближе. Мы вернули им награбленное из мешков валлийцев, и достали из навозной кучи священника, сухонького старичка с копной белоснежных волос. Он был все еще ошеломлен и растерян.
— Кто вы? — спросил он, глядя все еще испуганно, несмотря на нашу доброту.
— Друзья, — просто ответил я.
Кажется, он не очень нам поверил. Я подумал, что он имел полное право волноваться, потому что только что стал свидетелем быстрого и жестокого убийства четырех вооруженных воинов прямо на пороге церкви, которая вместе с церковным двором и даже коровником стояла на освященной земле. Он не мог знать, что перебив валлийцев, мы тем самым не позволили им закончить свое дело и сжечь деревню. Только когда прибыла остальная часть нашего отряда, и он увидел, что с нами тоже был священник, старик, наконец, поверил, что мы не собираемся убивать его.
Мы попытались разузнать, не слышал ли кто-нибудь из местных жителей о Бледдине и Эдрике или о передвижениях армии короля Гийома, которая не могла быть далеко от этих мест, но не преуспели в этом, и я пожалел, что сгоряча позволил перебить всех валлийцев, не допросив их сначала. И все же, теперь у нас было чуть больше надежды, что мы сможем оказать сопротивление врагам. Вдобавок к оружию, которым мы уже располагали, теперь у нас было четыре новых круглых щита, такое же количество копий, ножей и кожаных курток, укрепленных железными бляшками, и даже один железный шлем с кольчужным назатыльником для защиты шеи. Его я сразу взял себе. Мы захватили также четырех пони. Все они были упрямыми и норовистыми, но выносливыми лошадками, которые по моим расчетам уже вполне могли быть привычны к бою. Итак, вооруженные и верхом на лошадях, мы уже больше напоминали военный отряд.