Расколотые легионы

 Хирургических лазеров там не было.

Массированный ракетный удар над Исстваном V поразил «Ионобокого» в левый борт, вскрыв корабль вдоль от боковых теплообменников на корме, что привело к разгерметизации восьми десантных отсеков, а также помещений апотекариона. Маленькая вспомогательная станция медике, расположенная по правому борту, не справлялась с потоком пациентов в критическом состоянии. Умирающих легионеров на жестких

Шадрак всего лишь потерял кисть, поэтому отправился в пункт сортировки раненых, организованный в носовом трюме. Большую часть персонала там составляли перепуганные сервы, привлеченные из экипажа корабля. Единственным апотекарием был Горгонсон из клана Локопт, остальные его коллеги трудились в полном хаосе вспомогательной станции.

– Иссечь, – приказал он ждущему рядом человеку, посмотрев на руку Шадрака. – Очистить до костей предплечья. Оставь немного мышечной ткани для подсоединения и приживления. Когда вернусь, поставлю аугметику.

Шадраку Горгонсон ничего не сказал. Не о чем было говорить.

Хотя нет, говорить было очень даже о чем – только подходящих слов не находилось.

Он обращался с Шадраком, как со сломанным механизмом, который нужно починить, а не как с братом, старым другом или таким же сыном Терры. Даже не посмотрев ему в глаза, апотекарий перешел к следующему пациенту: легионеру со шлемом, прикипевшим к скуле после попадания из мелты.

Санитар оказался молодым мичманом, с веснушчатым лицом и рыжими волосами. Словно съежившийся от волнения, он выглядел маленьким мальчиком рядом с громадным Шадраком.

– Присаживайтесь, господин, – пробормотал парень, указывая на позаимствованное из каюты для гостей мягкое кресло, рядом с которым стояла металлическая тележка.

Шадраку не очень нравилось обращение «господин». Он был капитаном, и звания ему было более чем достаточно. Впрочем, легионер чувствовал себя слишком усталым и опустошенным, чтобы поправлять серва. Воину казалось, что он превратился в одну из гробниц Альбии, которые посещал ребенком: огромную и несокрушимую, но давно лишенную драгоценных вещей, когда-то хранившихся там.

Здоровой рукой Шадрак снял шлем и поставил его на палубу. Затем расстегнул перевязь, чтобы висевшие на ней болт-пистолет и гладий не мешали сидеть. На поясе также имелись петли под запасные магазины – но самих магазинов не было.

Кресло затрещало под весом облаченного в доспех легионера. Водрузив сабатоны на полочку для ног, Шадрак откинулся на спинку и положил изуродованную левую руку на тележку. Можно было бы сказать «ладонью вверх», если бы у него ещё оставалась ладонь.

Санитар уставился на рану. Шадрак лишился почти всех пальцев, кисть походила на окровавленную митенку из обугленного мяса, а сломанные костяшки торчали из неё, будто веточки. Композитный керамитовый наруч брони, выкрашенной в цвет черного железа, смялся у обшлага, впившись рваными краями в вывихнутое запястье.

– Вам больно?

Вообще говоря, Шадрак не чувствовал боли, по крайней мере, физической. Другая боль была слишком необъятной, слишком беспримесной.

– Нет, – ответил удивленный легионер.

– У меня нет общих обезболивающих, – неохотно признался парень. – Есть немного местных анальгетиков, но запасы настолько...

– Просто делай, что нужно, – перебил Шадрак. В момент ранения его тело самостоятельно отключило множество нервных рецепторов, и левая рука теперь почти ничего не чувствовала. Кисть висела мертвым грузом, словно часть снаряжения, которую легионер не мог отстегнуть и убрать.

– И хирургических лазеров тут тоже нет, – извинился серв, начиная протирать ручную пилу для костей стерильным тампоном. Шадрак видел, что у парня трясутся руки.

В других обстоятельствах, на другой войне, легионера могла бы рассмешить абсолютная убогость ситуации. Но сейчас и его запасы веселья опустели, будто гробницы Альбии.

Шадрак вздохнул.

– Ты не сможешь распилить наруч этой штукой, – сообщил он, и показалось, что санитар вот-вот запаникует. – У тебя вообще есть медицинская подготовка?

– Я – младший артиллерийский офицер, господин, – ответил парень. – Но у меня имеется сертификат санитара.

Опять этот «господин»...

Потянувшись правой рукой, Шадрак отстегнул налокотник, который свалился на пол. Затем он раскрыл зажимы на сгибе локтя и посередине предплечья, после чего стянул композитный керамитово-пластальной наруч. На нем ещё болтались остатки латной перчатки, а смявшиеся крепления на запястье впились в плоть, и их пришлось выдирать с некоторым усилием. На палубу полетели кусочки мяса и брызги крови.

Следом легионер содрал рукав поддоспешника, просто разорвав ткань. Обнажившаяся кожа, бледная, словно кость, ярко контрастировала с темным месивом искалеченной кисти.

– Что с вами случилось? – спросил мичман, вытаращив глаза при виде полностью открывшейся раны.

– Гор случился, – ответил Шадрак.

Он снова опустил руку на тележку. Осторожно подойдя к пациенту, санитар обрызгал рану контрсептиком* из склянки, причем руки у него продолжали трястись. Взявшись за костную пилу, парень сверился с анатомической диаграммой, которую вывел на экран своего инфопланшета. Шадрак чувствовал, что мичман просто умирает от желания переспросить насчет Гора, но не решается.

Санитар установил зазубренное лезвие пилы чуть выше изодранного запястья. Кожу покрывали пятна быстро свернувшейся крови, и парень вытер их тампоном, прежде чем сделать первый разрез.

Конечно, легионер ощутил боль, но она показалась слабой и далекой. Откинувшись в кресле, Шадрак постарался не обращать на неё внимания. Он смотрел на скрытый в тенях потолок трюма, во тьму за подвесными люменами. Разум воина наполнялся воспоминаниями, теми, что были раньше боли, и он пытался забраться как можно дальше в прошлое. До этого небольшого неудобства, до намного более страшной раны Зоны Высадки, до Медузы, до Горгона, до Великого Крестового похода...