Расколотый мир
Шрифт:
Мама сказала, что Он ничего не знал. И что до сих пор не знает. Но Роман не очень-то ей поверил. Мама была слишком доброй, слишком! Она всех прощала, вот и Его простила, и солгала сыну, чтобы он не держал на Него зла…
Как он любил своего отца! Он боготворил его! А отец выгнал их с мамой, словно лишайных собак! И как они жили долгие годы, которые разъедали сердце Романа неразделенной любовью к отцу, нищетой, маминым постоянным алкогольным забытьем, – этого никому не понять, потрать он хоть миллион слов!
И все эти годы в его сознании бился вопрос: ЗА ЧТО? За что отец так с ними поступил?!
И
Не знал Он, как же!.. Как Он мог не знать, если спал с женщиной? Обязан был спросить! Поинтересоваться!
Мама рассказала Роме перед смертью, как пришла к Нему и сказала, что все у нее в жизни наладилось с мужем, что она ждет ребенка (его, Рому!) и больше к Нему приходить не будет.
Ну, хорошо, Роман мог это представить. Приходит женщина, говорит, что больше встречаться с мужчиной не будет. Бывает.
Потому что она беременна. Бывает.
Она замужем и возвращается, так сказать, в семью. Бывает, такое обязательно бывает, даже если у Романа лично такого не случалось пока.
Но какое Он имел право не спросить: а не от меня ли ты ждешь ребенка, Ася?!
Хотя, вдруг подумалось Роману, если бы мама даже тогда знала, что ребенок от Него, она бы все равно Ему не сказала! Она слишком отца любила. Который вовсе не отец, как выяснилось…
«Я не гарантирую, что ты его вернешь, но такой шанс всегда есть. Уже хотя бы потому, что ты поступишь по-человечески. Он это оценит, если не глуп… Вы сможете хотя бы остаться друзьями!»
Слова Ланы, в которых он проставил правильные значения, уже не иносказательные, убивали его. Они крутились в голове, втягивая в свой круговорот другие мысли…
А если мама правду сказала перед смертью? «Я очень хотела ребенка, но никак не могла забеременеть… Я думала, что бесплодна. И оттого была так беспечна…»
Роман тогда спросил ее: «Но ведь потом ты поняла, что ребенок от Него? Почему ты не нашла Его за все это время? Почему не сообщила о том, что у тебя от Него сын, я?»
«Он мне ничего не должен, Ромашка, – мама иногда его так называла, когда они были наедине. – Наша близость была по моей инициативе. Как я могу предъявлять к нему какие-то счеты? Он меня, по сути, спасал, помогал выстоять, а я к нему теперь с требованиями? Это было бы нечестно, Ромка…»
А подыхать – честно? Жить в нищете – честно? Все Ромкино беспросветное детство – честно?
И так выходило нечестно – и так. Никак не получалось правильно. Сплошная несоразмерность.
«Пойди, поговори. Объясни, чем тебе сделали больно, почему».
Но он не пошел.
«Уже хотя бы потому, что ты поступишь по-человечески».
Но он поступил не по-человечески.
«Вы сможете хотя бы остаться друзьями!»
Не сможем. Теперь не сможем уже ничего…
Роман сжег мосты.
Правильно сказала Лана.
Несоразмерность.
Александра все плакала и не могла остановиться. Наверное, за пять дней ее молчаливого горя у нее накопилось слишком много невыплаканных слез.
Перевалило за полвторого ночи, но Алексей, не колеблясь, позвонил Вере.
Когда-то она была его клиенткой, [8] и с тех пор стала другом. И, что важно, она была психологом. И, что еще важнее, она чувствовала людей. Без этого таланта никакие знания не помогут.
8
См. роман Татьяны Гармаш-Роффе «Шалости нечистой силы», издательство «Эксмо».
После его первых фраз Вера предложила немедленно приехать. Если бы было не так поздно, Кис бы согласился, конечно. Но, прикинув время на дорогу, отказался.
– Саша за эти дни исстрадалась, Вер. Я надеюсь ее уложить спать после разговора с тобой. Давай все же по телефону попробуем!
Он проговорил с ней минут десять, вводя ее в курс дела, затем позвал к телефону Александру.
Она помотала головой. Опухшее от слез лицо, горка промокших бумажных носовых платков – такой он Александру никогда не видел!
– Я не могу… – произнесла она хрипло, – не могу говорить..
– Можешь! – строго ответил он и протянул ей трубку. – У Веры к тебе вопросы. А я пока тебе воды принесу и еще носовых платков…
Вера попросила описать знакомство и ухаживания Романа: шаг за шагом и жест за жестом. И Александра, то бася, то хрипя, то срываясь на шепот, рассказывала, отвечала на ее вопросы, чувствуя, как потихоньку расслабляются горловые мышцы и утихают спазмы во всем теле.
Дослушав, Вера снова позвала к телефону Киса и потребовала детально передать ей разговор с инвалидом, соседкой-собачницей и с тем человеком, который выгнал мальчика и его мать из дома.
– Ну что ж, – произнесла она, закончив свои расспросы. – Саша рядом? Включай телефон на громкоговоритель, Кис!
– Из всего того, что я узнала, – заговорила Вера своим спокойным, ровным голосом, – я рискну сделать заключение. И будем надеяться, что я не ошибаюсь. Шансы на то, что дети живы и даже относительно благополучны, очень высоки. Слышишь, Саша?
– Слышу… – ответила она и снова хлюпнула носом.
– Алексей прав: это месть. Но только формально. На самом деле для Романа это способ прокричать свое отчаяние, выплеснуть боль оттого, что его не любили… Это способ обратить на себя внимание отца! Не забывайте, в жизни Романа уже был один «отец», от предательства которого мальчик так и не оправился. И ты, Кис, для него второй отец и второй предатель. Поэтому он не мог просто прийти к вам и рассказать, что он твой сын. В такое решение он не мог поверить… Оно ему даже вряд ли пришло в голову. В результате его чувства, не имея возможности излиться прямо, трансформировались в месть. Вы следите за моей мыслью?