Расколотый мир
Шрифт:
– Конечно, Вера, – ответил Кис.
– Вы там мычите хоть что-нибудь в ответ. Такие вещи тяжело по телефону рассказывать, не видя глаз…
– Му, – сказал Кис. – Давай дальше!
Но Вера потребовала ответа от Александры.
– Все в порядке, Вер, не волнуйся…
– В порядке? – слышно было, как Вера усмехнулась. – Ну, ты даешь! Нежданно-негаданно у Алеши обнаруживается сын, который начинает знакомство с похищения твоих малышей… не говоря уж о том, что для затравки он попытался тебя соблазнить… А ты говоришь «в порядке»!
– Ну, я же просто так… Ты хотела услышать мой голос. – Александра слабо
– Ладно, продолжаю. Сам Роман, конечно, не догадывается о подводных течениях собственной психики, формулируя свои мотивы как-нибудь возвышенно… Например, как восстановление справедливости. У него было бедное и печальное детство, и он хочет, чтобы Алексей прочувствовал сейчас, как плохо детям без родителей.
– Именно это мы с Сашей и сказали друг другу. Симметрично.
– Правильно сказали. Словами Роман не смог бы все это объяснить, он решил дать своему отцу именно прочувствовать! И в определенном смысле мальчик прав…
– Как это?! – вскинулась Александра. – В каком смысле «прав»?!
– Саша, не кипятись, – раздался из динамика спокойный голос Веры. – Он не прав в нравственном плане: ничто не может извинить похищения детей. Но я не о нравственной стороне дела, я о внутренних процессах, происходящих в его душе. Если говорить о «послании», которое Роман хочет донести до отца – то есть до Алексея, – то избрал он самый эффективный способ это сделать! Избрал он этот путь тоже не умом, а подсознательно, но зато верно. Страх за ваших двойняшек, отчаяние – все эти чувства терзают вас в первую очередь потому, что вы боитесь, что детям плохо. И Роман вас таким способом «наказывает», а еще он вам рассказывает, как было плохо ему. Саша, слышишь?
– Да…
– Ты меня понимаешь?
– Да…
– Я думаю, что он был искренен, когда говорил тебе о любви… Просто любовь его была не та, за которую он хотел ее выдать, ты правильно рассудила, ты в его глазах почти Мадонна. Он полюбил в тебе мать своих брата и сестры, жену своего отца, женщину-идеал… И тебе он тоже не захочет причинить зла, точнее, большего зла, чем уже причинил. Я даже допускаю, что Роман вернет детей вскоре!
– Я не стану ждать, пока его осенит мысль меня облагодетельствовать и вернуть детей, как ты догадываешься! – проговорил Кис.
– Алексей, не заводись.
– Я не завожусь… Ты говоришь, что он хотел дать мне понять, как плохо детям без родителей… Я не переврал твои слова?
– Самую малость. Не дать тебе понять, а заставить тебя прочувствовать. Но это не принципиально, продолжай.
– Тогда скажи мне: что же он мог реально с ними сделать? Что значит «детям плохо»?! В каком это месте? Где их искать?
– Алексей, давай думать вместе. Будем исходить из того, что он решил устроить вашим счастливым, благополучным детям такую жизнь, как была у него: несчастливую, неблагополучную. При этом я сильно сомневаюсь, что он стал бы сам возиться с двумя грудными детьми, устраивая им такую жизнь. Он не справился бы, да и опасно это для него, для его плана. А план свой он продумал хорошо, судя по тому, что вы мне рассказали. Голова у парня варит, с логикой все отлично, твои гены, Кис, – было слышно, как Вера усмехнулась. – Так что Роман
– Он их отдал какой-нибудь алкашке?
– Не исключено.
– Или… Вера, спасибо. Огромное тебе спасибо! – вдруг воскликнул Алексей.
– Надеюсь, что есть за что, – Вера улыбнулась.
– Ты даже не представляешь, как есть… Кажется, я уже знаю, где искать детей!
– Скажи!
– Нет. Прости, боюсь сглазить.
– Хорошо. Держи меня в курсе. Саша, ты здесь?
– Да…
– Постарайся выспаться этой ночью. Ты тоже, Кис. Что-то мне подсказывает, что завтра вам предстоит бурный день… – С этими словами Вера отключилась.
Кис погладил трубку.
– А мне? Скажи мне! – умоляюще посмотрела на него Александра. – Где ты собираешься искать детей?
– В детских домах, Сашенька. В сиротских приютах.
– Сиротских? Приютах?
– Вера права, абсолютно права! Это именно то, что хотел сказать мне Роман: как плохо быть сиротой…
Роман вернулся в игру и отчаянно стрелял еще полночи. На глазах его стояли злые слезы, изображение расплывалось, и он потерял свой космический корабль. Вернувшись на станцию, взял еще один, потерял и его, как и очень много виртуальных денег, принадлежащих всей его виртуальной корпорации.
Команда засыпала его обвинительными сообщениями.
Прочитав их, Роман сильно ударил по клавише ввода и вышел из игры. Он и тут виноват! Ну просто во всем виноват, причем именно он! А все вокруг белые и пушистые. Чудеса!
Теперь он страшно жалел, что разоткровенничался с Ланой. Неважно, что иносказательно. Про девушку он выдумал, и черт с ней, – а вот о своих мыслях сказал… И что же? Чувствует себя теперь дерьмом последним!
Кирюшку с Лизой украл! По детским домам развез! Плачут, небось плохо без мамы с папой…
Он вспомнил маленькие теплые тела. Как они засыпали у него на руках, когда он пытался их укачивать по очереди той жуткой ночью. Да он с кошкой бы так не поступил, блин! А тут дети, да не вообще дети, а его брат и сестра, бли-и-ин!
Конечно, он дерьмо и есть!
Ему стало душно. Роман распахнул окно в звездную морозную ночь. Постоял у него, пока не замерз. Вернулся к компьютеру.
В игру входить нет смысла: он только снова станет промазывать по целям и принимать неправильные стратегические решения. И читать ругань ребят…
Самым правильным было бы лечь спать, но как тут лечь, когда такие мысли разъедают мозги, как кислота…
Подумав, Роман решил, что разумнее будет отвлечься. Он вышел в Интернет и включил RuTube-сайт, на котором все, кому не лень, ставили забавные видеоролики. Он их тупо просматривал, один за другим…
И неожиданно наткнулся на нечто странное… В кадре находился инвалид – его инвалид, Николай Петрович! Какие-то вспышки, взрывы, толпа – и вдруг лицо Петровича! Оно осветилось огнем фейерверка-фонтана, загоревшегося совсем недалеко от его коляски, после чего инвалид сразу резво откатил, исчезнув в темноте.