Расколовшаяся Луна
Шрифт:
– Пауль, ты где?
– Голос мужчины въедался, как скальпель, под кожу. Его чистоту было трудно выносить, как будто он заставлял вибрировать все нервы, находящиеся вокруг моего сердца.
– Пауль, зайчик?
– протянул он. Зайчик?
– Блин, я как раз сру!
– раздалось раздражённо из ванной.
– Ох, почему ты всегда такой вульгарный?
– протрубил мужчина и нервно загремел огромной связкой ключей.
– Ты всегда ужасно вульгарный, Пауль! Пауль? Нам надо идтиии!
Я не пыталась подавить мою насмешливую улыбку и усмехалась мужчине прямо в лицо. Но его взгляд состоял из чистого презрения. С чувством отвращения
– Мой Jaguar припаркован во втором ряду! Ты подумал о новых рамках? Тебе нужно также установить новое освящение ... и распечатать в типографии списки цен ... Пауль, время идёт!
Слив зажурчал.
– Ах, ему всегда нужно столько времени! Делает всё так долго!
– закричал мужчина, не смотря на меня при этом.
– А его спальня снова выглядит так ... Где красивое покрывало, которое я тебе подарил, Пауль?
Бесцеремонно я посмотрела на него. Покрывало? В спальне?
– Розини, нет!
– пролаял он в направлении кухни, откуда донёсся приглушённый визг.
– Нет, фу, фу!
– Кто ты вообще такой?
– спросила я и встала прямо перед ним. Кто игнорировал меня, не мог ожидать, что я буду обращаться к нему на ты. Облако сладко-горьких духов достигло моего носа, когда я разглядывала его. Его кожа выглядела обожжённой соляриумом и жёсткой, а мизинец украшал уродливый перстень. Он был владельцем галереи, обесцвечивал себе волосы и имел борзую. Я слишком долго прожила в Кёльне, чтобы игнорировать эти приметы. Но прежде всего он назвал Пауля зайчиком и подарил ему покрывало для кровати в спальне. Добро пожаловать в Тунтенхаузен (первая гей-пара в Германии именно поженилась там)!
– Францёз Лейтер, - ответил вместо него Пауль и протиснулся между нами в коридор.
– Мой партнер. Францёз, это моя сестра Елизавета. Я тебе рассказывал о ней.
– Надеюсь, только хорошее, - прокомментировала я холодно, но по взгляду Францёза я видела, что и это ничего бы не спасло. Я отказалась от мысли пожать ему руку. Я не хотела до него дотрагиваться. Мои нервы и так были достаточно напряжены, и я предположила, что с пожатием руки ничего не изменится. Но теперь он протянул мне с манерным вздохом свою правую руку. Я заставила себя взять её в свою. Она была тёплой и потной. Он коротко, но сильно сдавил мои пальцы, так что мне пришлось подавить стон. С чувством отвращения я вырвала свою руку.
В тот же момент снова разразилась суета. Пауль и Францёз бросились, выполняя авантюрную хореографию, при которой они чуть не сбили друг друга с ног, в спальню, в мастерскую, в кухню, в ванную и, в конце концов, мимо меня из квартиры.
– Вернусь сегодня ночью!
– прокричал мне Пауль. Потом дверь захлопнулась.
Что это только что было? Ошарашено я облокотилась на стену, смотря пустыми глазами в коридор, чтобы понять, что эти сцены имели общего с Паулем. Паулем из прошлого. Поэтому прошло какое-то время, прежде чем я увидела белую тень, которая с поджатым хвостом и склонённой набок головой сидела перед мастерской и испуганно скулила.
Францёз действительно забыл свою собственную собаку.
– Привет, Розини, - сказала я.
– Я Эли. И я не любитель собак.
– Может быть потому, что собаки не любят Маров, подумала я с болезненным напряжением в животе.
После того, как собака оправилась от паники и удерживала равновесие, не садясь на шпагат как на гладких
Не прошло много времени, как зазвонил мой мобильный. Это был Пауль. Возле него я слышала, как тараторит Францез, и связь была ужасной, но конечный итог означал:
– Мы забыли собаку, но не можем вернуться. Пожалуйста, позаботься о ней.
Розини, скуля, прижался к входной двери, я боялась, что ему срочно нужно погулять. Поэтому я смастерила из верёвки и карабинного крючка, который я украла из мастерской Пауля, поводок и отнесла дрожащую собаку вниз по лестнице, так как он отказывался заходить в грузовой лифт.
Полчаса я, задыхаясь, бегала за ним, потом он постепенно перешёл на менее торопливый темп, и я могла хотя бы иногда представлять себе, что это я виду его, а не наоборот. Я начала наслаждаться прогулкой. При дневном свете я находила Шпайхерштадт всё ещё странным, но приятно приветливым местечком.
Классы учеников ждали перед Подземельем (шоу об истории Гамбурга) и миниатюрной Страны чудес, когда начнут запускать, туристы фотографировали до изнеможения, баржи возили желающих посмотреть через каналы. Даже постоянный шум, исходящий от стройки, казался мне освежающе живым. На балконах офисов и складов стояли сильно занятые предприниматели, курили и разговаривали по телефону. Теперь я могла понять, почему Пауль хотел жить здесь. Такой атмосферы, вероятно, не найдёшь нигде в мире. Во всём этом был стиль. Но я точно знала, что буду думать по-другому, как только наступят сумерки. Тогда морская сказка превращалась в мрачную легенду, которую я не могла истолковать. А сумерки наступали всё ещё очень рано.
Розини и я дошли до набережной Зандтор вдоль и поперёк по мостам. Было холодно, но светило солнце, а воздух так интенсивно пах морем, что вдруг вспыхнувшая страсть к путешествиям заставила меня вздохнуть. Мне на ум пришли мрачные фьорды и ледяные пейзажи, где мы уже были, наши тёмные отпуска в занесённых снегом хижинах, далеко от следующих населённых пунктов, а для Пауля и меня это всегда были огромные приключения. Но открытое море, с видом до самого горизонта, я ещё никогда не видела.
Но и тут мне было в этом отказано. Специально ли папа избегал всего, что очень сильно напоминало ему круизы и таким образом то, что его атаковали? Или в этом таилось слишком много света? Как, должно быть, это выглядит, когда океан начинает сверкать на солнце, а его лучи преломляются в тысячи волн?
Во второй половине дня поднялся настойчивый ветер и погнал меня и Розини назад к квартире на улице Вандрам. В этот раз квартиру Пауля я нашла сразу. Я удивлялась тому, как я могла тут заблудиться, на самом деле здесь всё было очень просто. Я провела остаток дня, обучая Розини брать с полок в ванной духи и бросать их в унитаз. За каждую успешную попытку он получал кусочек докторской колбасы и много-много похвалы.
Оставалось надеяться только на то, что Францёз оставлял крышку от унитаза открытой, а свои духи хранил не в закрытых шкафах. И что мой брат не делал с ним то, чего я весь день боялась.