Расколовшаяся Луна
Шрифт:
– Ах, а вот и вы, госпожа Шмидт. Пойдёмте, пойдёмте со мной!
– бодро воскликнул мужчина и выскочил из-за угла. Прежде чем я смогла среагировать, он схватил меня за рукав и затолкал в лифт.
– Я не госпожа Шмидт, - прошипела я и попыталась вырвать мой локоть из его руки. Сразу же он отпустил меня и поднял, извиняясь, руки вверх.
– Простите меня, барышня Штурм, - прошептал он.
– Но сейчас вы должны пройти со мной, и, пожалуйста, держите рот на замке, пока мы не окажемся наверху.
К нам присоединилась медсестра с пузатым чайником
Он знал моё имя ... За всем этим должен стоять Пауль.
– Я убью тебя, клянусь, - прорычала я между стиснутыми зубами, когда медсестра наконец оставила нас одних.
– Что?
– спросил мужчина, сбитый с толку, и повернулся, улыбаясь, ко мне. Его серые глаза лукаво засверкали.
– Ничего, - ответила я, вздыхая. – Ну, давайте. Расскажите мне, что со мной не так. Потом напичкайте меня валиумом, и скоро я буду чувствовать себя гораздо лучше. Или это не так?
Его улыбка превратилась в широкую усмешку.
– Только одно вы должны мне объяснить, - продолжила я пылко.
– Почему вы, являясь врачом, подыгрываете мне в этом глупом дерьме? Место уборщицы, ха...
– Я боюсь, что здесь случилось недоразумение. Кто считает вас сумасшедшей, барышня Штурм? Или мне лучше сказать: барышня Фюрхтегот? –
Я остановилась.
– Мой брат.
– Ах да. Пауль, не так ли?
– Я кивнула.
– Что же, на меня вы производите разгневанное и, к сожалению, немного несчастное впечатление, но с вашим сознанием, мне кажется, всё в порядке, если вы это имеете в виду.
– Это так, - ответила я и засмеялась с облегчением.
– Тогда Пауль ничего общего не имеет с этой глупой вещью, с уборщицей? Но что я тогда здесь делаю? И кто вы такой?
Врач толкнул меня в уютный рабочий кабинет. На письменном столе не было ни одного сантиметра свободного места. Он был заполнен папками и опасно высоко наложенными книгами: замечательный научный хаос, который сразу успокоил меня.
– Я хочу показать вам своих пациентов.
– Почему?
– Его озорная улыбка, которая была настолько симпатичной, что я автоматически расслабилась, осталась, но что-то в этой улыбке было не так - и это бросилось мне в глаза не в первый раз. Она выглядела не фальшиво или искусственно. Но мне казалось, что ему пришлось долго и упорно тренироваться, чтобы она снова не сошла так быстро с его лица. Когда она сходила с его лица, как только что, только на долю секунды, его серые глаза становились такими серьёзными и грустными, что они пробуждали во мне желание отвести от них свой взгляд.
– Вы согласитесь с тем, что я объясню вам все позже?
– спросил он меня, не ожидая от меня реального ответа.
–
– Но вы ведь знаете, что я не ваша, э-э, уборщица?
– Вместо того чтобы ответить, он встал и протянул мне свою руку. Хотя я не любила касаться чужих людей, я доверчиво взяла его под руку. В коридоре он снова отпустил меня, чтобы открыть первую дверь.
– Пожалуйста, - сказал он.
– Посмотрите.
– Но я ведь не могу ... Почему?
– Сделайте мне одолжение, барышня Штурм, и не будьте так упрямы. Посмотрите на это, я прошу вас.
Я неохотно подчинилась. Для меня было неприятно смотреть на чужих пациентов, а это, очевидно, была палата пациента. Через стекло, перед которым находилась узкая панель с измерительными приборами и разными инструментами, я могла видеть кровать, в которой спала женщина. Ну, должна была спать. Но то, что она делала, ничего общего не имело с тем, что я понимала под сном. Её глаза были закрыты, а её лицо, как и у любого спящего, слегка расслабленно. Она была где-то в другом месте, не здесь, она не замечала нас. Но её тело почти насильственно противилось сну. Она сидела на коленях посередине своей помятой постели и ритмично качала верхнюю часть тела туда-сюда. Иногда она при этом наклонялась так сильно вперёд, что её лоб касался простыни. Только смотря на неё, у меня участилось дыхание.
Постоянное покачивание должно быть изнурительным, и оно отнимает много сил. Я медленно выдохнула, чтобы избавиться от головокружения в голове, которое охватило меня при виде этой женщины. Её лицо напоминала мне фотографии в папиных документах об историях болезней пациентов. Это было разрушенное лицо, и я не могла представить себе, что она не чувствовала, что происходило. Она просто не могла ничего с этим поделать. Она была беспомощна. И я, смотря на это, становилась такой же беспомощной.
– Она делает это половину ночи, уже в течение многих лет, - объяснил врач объективно, но не без сострадания.
– Два брака распались, её третий муж привёз её ко мне. Он больше не знает, как ей помочь. Он пытался спать рядом с ней, но она не находит покоя. Да и она сама много лет постоянно истощена и не в состоянии работать. Утром она себя чувствует так, будто пробежала марафон.
– Что с ней такое?
– Хотя стекло точно было звуконепроницаемым, я понизила голос. Он прозвучал слабо и с дрожью.
– Хороший вопрос, - похвалил меня врач.
– Как раз правильный. И как раз тот, на который я уже многие годы ищу ответа. Мы называем это сомнамбулизм. Как часто: понятие, но без способа исцеления. Давайте пойдём дальше ...
Я оставалась стоять пару секунд, прежде чем не взяла себя в руки и последовала за ним. Этого зрелища только что, в сущности, мне хватило. Когда я шла, то оглядывалась в поисках окна, возле которого я могла бы подышать немного свежим воздухом, так как головокружение усилилось. Но оно находилось в самом конце длинного коридора, а врач энергично сигнализировал мне уже подойти к нему.