РАСПАД. Как он назревал в «мировой системе социализма»
Шрифт:
Еще больший дух казенщины, заорганизованности, какого-то внутреннего напряжения царил на митинге румыно-советской дружбы.
Огромный зал был плотно набит крепкими моложавыми мужчинами однообразного типа, четко реагирующими на сигналы из Президиума, которые, как я сам заметил, сидя в зале, подавались членом Политбюро, секретарем ЦК по оргвопросам. По этим сигналам все дружно вскакивали, и зал оглашался тем же «Чаушеску – Горбачев!».
В своей речи на митинге в соответствии с нашим замыслом Горбачев высказал все, что хотел довести до сведения румынского общества. Он достаточно сдержанно,
«Мы ставим цель, – сказал Горбачев, – приблизить демократизацию к человеку, чтобы у каждого члена нашего общества были реальные гарантии защиты своих законных прав и интересов, чтобы каждый чувствовал себя не простым винтиком государственной машины, а деятелем и творцом, сознательно и заинтересованно включался в борьбу за осуществление высоких целей».
В этой связи было отмечено значение самоуправления трудовых коллективов, выборов хозяйственных руководителей, утверждения экономических методов управления, совершенствования институтов социалистической демократии, реального повышения роли выборных органов, их контроля над аппаратом.
Особо была подчеркнута важность работы по развитию гласности, с которой начался процесс обновления в нашей стране и которая служит тому, чтобы этот процесс не застопорился где-нибудь на полпути. «Если какие-то недостатки замалчиваются, – отметил советский гость, – они потом неизбежно нарастают. Полуправда хуже дурмана. Она может на время приглушить, загнать вглубь болезненные явления, но не излечивает их, а значит, мешает нормальному здоровому развитию. Это касается и современных проблем, и интересов нашего общества. И там и здесь нам нужны правда, единство слова и дела, честность и открытость в политике. Вот в чем мы видим ключ к решению стоящих перед нами непростых задач».
Горбачев говорил и о наших усилиях по обновлению методов и стиля партийной работы, утверждению атмосферы активного поиска, коллегиальности, открытости в выработке решений, значении подлинной выборности руководителей различного уровня.
Большое внимание он уделил соотношению экономики и социальной политики, недопустимости пренебрежения социальными проблемами, оставления их на потом, тому, чтобы производственные задачи решались в неразрывной связи с удовлетворением жизненных нужд трудящихся, подчеркнул необходимость деликатности и чуткости при решении национальных проблем.
Были подняты и многие другие вопросы, изложены наши взгляды на понимание путей развития, интеграции в рамках СЭВ, усиление научно- технического сотрудничества, рассмотрены основные внешнеполитические проблемы, вопросы координации внешнеполитических усилий всех стран Варшавского Договора.
Не было в речи одного – поддержки и славословия Чаушеску. И это, конечно, не мог не заметить румынский вождь. Несмотря на бурные выкрики зала, мощный хор мужских голосов, он пришел в мрачное расположение духа, которое не изменилось и в ходе торжественного концерта, выдержанного в официальном духе.
А
Как мне потом рассказали Михаил Сергеевич, а также работник отдела Рембиевский, выполнявший роль переводчика, эта «дружеская встреча» прошла в острейшей дискуссии. Я думаю, в мемуарах Горбачева она будет подробно освещена. Одно могу сказать, что в плоскость перепалки разговор перешел не по инициативе советского гостя. «Задирался» сам хозяин, пребывавший в мрачном состоянии, не услышав от Горбачева на митинге, транслировавшемся на всю страну, признания авторитета румынского вождя и успехов, достигнутых под его руководством, и усмотрев в речи Горбачева недвусмысленные намеки на порядки в Румынии.
Уже в начале встречи Чаушеску, воспользовавшись каким-то предлогом, упрекнул Горбачева в том, что он слишком много занимается международными проблемами и якобы мало внимания обращает на вопросы внутренней политики. Горбачев ответил на это, что Чаушеску, видимо, плохо или недобросовестно информирован о положении в Советском Союзе и работе советского руководства. В связи с этим была дана и общая оценка постановки информации о Советском Союзе в Румынии, об ограничении контактов с советскими людьми по всем линиям. В чем тут дело? Не в том ли, что Чаушеску опасается за свое положение в стране?
Разговор коснулся и оценок исторических событий прошлого, в том числе событий, связанных с культом личности Сталина. Речь шла и о процессах демократизации, но действительной, а не бутафорской.
Короче говоря, произошла острая схватка по самым животрепещущим вопросам. Она выявила диаметрально противоположный подход двух руководителей к решению этих вопросов.
Здесь хотелось бы сделать одно отступление. Эпизод, о котором идет речь, подтверждает абсолютную несостоятельность измышлений недоброжелателей Горбачева о том, что он поддерживал якобы дружеские и чуть ли не сердечные отношения с румынским диктатором. Напротив, их разделяла глубокая пропасть.
Следуя провозглашенному принципу взаимоотношений между странами, Горбачев никогда не позволял себе открыто вмешиваться во внутренние дела других государств, но в неофициальной обстановке и особенно когда эти вопросы поднимались не по его инициативе, он занимал совершенно определенную и четкую позицию в самых главных вопросах сегодняшнего дня: каким быть обновленному обществу? Какие преобразования назрели? По какому пути должно идти развитие наших стран?
Встреча завершилась все-таки на миролюбивой ноте. Но свой след в отношениях между двумя руководителями она оставила неизгладимый.
Да и весь визит внешне прошел нормально. Как и предполагалось, «перетягивание каната» по вопросу о совместном коммюнике продолжалось до момента его подписания высшими руководителями.
Секретарь ЦК по международным вопросам Стоян и сотрудники Международного отдела, с которыми эту работу пришлось вести, почти открыто говорили, что связаны по рукам и ногам и, понимая уязвимость тех или иных амбициозных формулировок, не могут их изменить, потому что над всеми надзирает сам высший руководитель.