Расписной (Адрес командировки - тюрьма)
Шрифт:
– Я домой пойду.
– Тоже твое дело.
Выходя, Нинка изо всей силы хлопнула дверью так, что посыпалась штукатурка.
– Сука! —в сердцах сказал Волк.
«Сука!» – с той же интонацией одновременно сказал кот.
«Встречай двадцать третьего, нетерпением жду встречи, твой лучший друг Иоганн».
– Ну? – спросил Генрих. – Что делать будем?
Владимир перечитал текст еще раз. Телеграмма как телеграмма. Если не знать всего, что ей предшествовало. А если знать, то впечатление меняется. Это предупреждение, угроза очень уважающего себя человека. Который вдобавок уверен, что адресат точно знает, о чем идет речь и что подразумевается между строк.
– Что
– Может, мне с ними поговорить? – Генрих нервно потер руки. – Я, правда, последние годы ничем им не помогал. Возможности утрачены, да и вообще… Возраст, здоровье. Правда, они и не настаивали.
Владимир покачал головой:
– Только хуже будет: себе руки свяжем. Сделаем так…
Поезд «Москва – Тиходонск» приходил на конечную станцию в три часа дня. Генрих ждал на перроне с Витькой Розенблитом. Тот всегда с готовностью оказывал мелкие услуги и сейчас был готов наилучшим образом встретить старого друга дяди Генриха. Правда, он не понимал, почему надо делать вид, что Владимир по-прежнему живет в Москве, но особо не задумывался над этой проблемой. Надо так надо…
Скрежеща тормозами, состав остановился. Фогель вышел на перрон одним из первых. Для человека, отбывшего двенадцать лет в мордовской колонии усиленного режима, он выглядел довольно неплохо. Светлый летний костюм, легкая шляпа, небольшая сумка из мягкой кожи, ровный загар. Широко улыбаясь, он обнялся с Генрихом, за руку поздоровался с Розенблитом, небрежно передал ему свою сумку. После церемонии встречи все трое двинулись по перрону. Через пятьдесят метров толпа прибывших сворачивала к выходу в город. Но Генрих вел дядю Иоганна дальше. В конце перрона находился железнодорожный почтамт, за ним имелись ворота, через которые можно было выйти на привокзальную площадь. По предложению Владимира именно там Генрих оставил служебную машину.
Про эти ворота мало кто знал, поэтому ими и мало пользовались. Отследить проходящих через них людей гораздо проще, чем в обычной вокзальной толчее. Даже если не знаешь их в лицо. Но одного, как оказалось, Владимир знал. Это был Эйно Вялло. В белой шведке он не так походил на эсэсовца, как в черной арестантской робе, хотя все равно вид имел зловещий. С ним был какой-то незнакомец – крупный, с большой головой и резкими чертами лица. Они держались в отдалении, но когда Генрих с Фогелем прошли в подворотню, быстро побежали по перрону, сокращая дистанцию. За наружное наблюдение Владимир поставил бы им тройку с минусом.
Сам он в гражданской одежде сидел в помещении сортировочного узла и делал вид, что заполняет почтовую накладную. Широкое окно и настежь распахнутая дверь позволяли ему наблюдать за перроном и воротами. В кармане лежал «браунинг» с досланным в ствол патроном. В случае необходимости он должен был помочь взять ситуацию под контроль. Или изменить ее.
Генрих, Фогель и Витька Розенблит сели в служебную «Волгу» управления коммунального хозяйства. Водитель должен был стать вторым свидетелем, сдерживающим Фогеля. Впрочем, вряд ли дядя Иоганн лично станет стрелять или засаживать заточку… «Волга» медленно выруливала с вокзальной площади. Эйно Вялло и большеголовый погрузились в такси и поехали следом. Вольфа ждал замаливающий грехи нарушитель дорожных правил на видавшем виде «Москвиче», который пристроился в хвосте кортежа.
Когда «Москвич» подъехал к дому, Генрих с Фогелем и Розенблитом уже зашли в подъезд. Лизхен под благовидным предлогом отослали к подруге, Владимир проинструктировал отца не оставаться с Фогелем наедине и никому не открывать дверь.
Эйно Вялло и большеголовый выгрузились из такси, покрутились у входа, потом Эйно нырнул в подъезд, а его спутник отошел в сторону и сел на скамейку.
Владимир
Не отвлекаясь, Волк обшарил карманы. Ничего особенного. Только обычный кухонный нож, из тех, которые свободно продаются в любом хозяйственном магазине. И которыми в России совершаются почти все убийства. По эффективности милиционеры ставят его на второе место после автомата Клашникова.
Волк сгреб Эйно Вялло за ворот и рывком оторвал от пола. Рубаха затрещала.
– Твоя задача? Быстро!
Эйно не отвечал. Но играть в молчанку с бойцом специальной разведки – дело заведомо проигрышное. Быстрое «потрошение» является одним из основных предметов специальной подготовки. Железные пальцы сжали болевые точки у основания шеи, Эйно Вялло вскрикнул и потерял сознание. Потерев уши, Волк привел его в чувство.
– Твоя задача? Быстро! А то раздавлю яйца!
Тяжелый башмак нацелился в самую уязвимую точку тела. Эйно застонал.
– Кончить предателей… Сначала отца, потом тебя…
Ай да дядя Иоганн! Он оказался хорошим учеником и быстро расстался с белыми перчатками!
–Как?
– Отец выйдет проводить Иоганна, а я подойду сзади… Если не получится, подожду… И на обратном пути…
– Кто твой напарник?
– Из блатных. Тулой кличут. Он не в теме. Взяли на подхват…
– А со мной что решили?
– А тебя думали в Москве искать…
– Ну, вот он я! Нашелся! И что дальше?
Одной рукой Волк взял Эйно за затылок, другой – за острый подбородок. Тот смотрел, как обреченный на заклание баран.
– Твоя взяла… Может, отпустишь?
Волк на мгновение задумался, взвешивая «за» и «против». На чердаке пахло затхлостью и гнилью.
– Нет.
Резкий рывок, хруст шейных позвонков, конвульсивные движения тела… Все!
Атлетически сложенный, покрытый татуировками человек стоял на пыльном сыром чердаке, опустив тяжелые, удлинившиеся до колен руки. То, что он сейчас сделал, было необходимым для бойца разведки специального назначения по прозвищу Волк, которому приказы и инструкции не позволяли оставлять живых свидетелей в боевом поиске и которого специально учили не бояться смерти и крови. И для уголовника Расписного, который подчинялся не законам и инструкциям, а правилам и обычаям криминального мира, добить поверженного врага было естественной необходимостью, гарантировавшей от мести и повышающей авторитет среди себе подобных. Для Вольдемара Вольфа происшедшее являлось потрясением, вынужденным актом отчаянной самообороны, без которого невозможно было защитить свою семью. А вот для старшего лейтенанта милиции Волкова содеянное было тяжким преступлением – умышленным убийством…
Если бы Волк, Расписной, Вольф и Волков принялись обсуждать происшедшее, то вышел бы жаркий спор, в котором каждый, несмотря на, казалось бы, самые убедительные аргументы, не смог бы убедить других. Но вместо четверых спорщиков на чердаке стоял один человек, и все противоречия взглядов и позиций проходили через его душу и сердце. Внутри у него что-то трещало, лопалось, ломалось. Сильно болела душа.
«Правильно сделал, не переживай, – сказал кот. – Иначе не разойтись».
«Надо еще тех двоих мочкануть, – кровожадно добавил пират. – За спиной никого оставлять нельзя».