Распутин-1917
Шрифт:
Подавляющее большинство — пять против одного — за 10 секунд растаяло до двух к одному, и то, что нападавший лежал, а оба обидчика Анны стояли, зажав в кулаках ножи, уже не казалось преимуществом. В драке рулят инстинкты, и главный, увидев в шаговой доступности лежащего врага, сделал то, что сделал бы любой азартный боец — пробил с размаху футбольный “пенальти”. Действие логичное, но до боли предсказуемое, поэтому правая ударная нога вместо тела противника бесцельно рассекла воздух, а левая опорная подломилась под встречным ударом незнакомца, лежавшего на земле. Ещё секунда, и он, сделав короткий кувырок назад, стоял на ногах, а злой коротышка с глазами убийцы в длинном выпаде метил кинжалом ему в грудь. Незнакомец
Анна могла поклясться, что с момента появления нечаянного спасителя и до полного разгрома её обидчиков прошло меньше минуты. За это время прохожий на нее даже не взглянул. Держась за бок, он подошёл к главнюку, рубанув по пути трофейным кинжалом бельевую верёвку. Перебросил через крюк, обмотал горло полуживого бандита, потянул, а когда тот захрипел, спросил на правильном немецком языке с жутким славянским акцентом: “Имя, звание, полученный приказ?”
Главный что-то неразборчиво зашипел, пытаясь одновременно пнуть обидчика и освободить шею от удавки. Перехватив кисть, прохожий без всяких эмоций сломал ему палец и повторил вопрос, добавив:
— Каждые десять секунд будешь лишаться одного отростка, а потом я сверну тебе шею, нацистский выкидыш.
— Ы-ы-ы-ы, — от боли и безысходности тихонько завыл главнюк, — лейтенант Рудольф Гесс, командир штурмовой группы, имею приказ найти фройляйн и доставить её по адресу… В нагрудном кармане…
Прохожий впервые поднял на Анну свои глаза, удивительно светлые и прозрачные.
— Почему вы ещё здесь? Вам надо уходить и немедленно, — отрывисто бросил он на чистом русском, — здесь уже ничего интересного не будет.
— Да-да, конечно, — встрепенулась Анна, — а вы?
— Надо прибрать за собой, — буркнул прохожий, — кстати, меня Григорием зовут…
— А меня…
— Я знаю…
Анна сделала несколько шагов и обернулась.
Носки сапог Гесса царапали снег, а Григорий закреплял бечёвку, приговаривая:
— Хрен тебе, а не спецзадание фюрера в Лондоне. Всё остальное должно быть аутентично…(*)
Анна бросилась бежать прочь от этого страшного места, но через несколько шагов остановилась и оглянулась. Григорий стоял, заложив кисть за отворот пальто и непрерывно глядел ей вслед. Она прошла ещё чуть-чуть и опять обернулась — он не шелохнулся. Перед самым поворотом она последний раз бросила взгляд на этот глухой переулок, выскочила на улицу и вновь застыла за углом, будто кто-то держал её за рукав. Неуверенно вернулась и выглянула из-за дома. Её спаситель лежал ничком на мостовой, неловко подвернув под себя руку. Не помня себя, она рванулась обратно, присела, обхватила его тело, перевернула на спину и почувствовала, как руки становятся липкими и влажными…
(*) Рудольф Гесс входил в круг ближайших соратников Гитлера. В 3-м Рейхе заместитель фюрера в НСДАП и рейхсминистр (1933–1941). В 1941 году в одиночку совершил перелёт в Великобританию с целью убедить британцев заключить мир с нацистской Германией, но потерпел неудачу со своей «миссией», был арестован британскими властями и пребывал в плену до окончания войны. 17 августа 1987 года 93-летний Рудольф Гесс по официальной версии покончил с собой, повесившись в своей тюремной камере в Шпандау на кабеле электроудлинителя, закреплённого на оконной ручке. В декабре 1916 года лейтенант Рудольф Гесс вместе с немецкими войсками вступил в захваченный Бухарест. 25 декабря 1916 года был назначен командиром взвода 10-й штурмовой роты 18-го
Историческая справка:
Ревельская Анна, она же Клара Изельгоф, она же Катрин Изельман впервые была упомянута в исследовании Гектора Байуотера “Морская разведка и шпионаж 1914–1918 гг.” переведенном на русский язык в 1939 году.
Григорий смотрел на торопливо уходящую вниз по переулку невесомую ладную фигурку, кляня последними словами собственную неловкость и нерешительность, нетренированное тело, не обладающее нужной мышечной памятью. Он подвернул ногу, прыгая на спины группе прикрытия, разбил голову и чуть не потерял сознание, не сгруппировавшись в кувырке, крайне неловко провёл приём против ножа, позволив острому, как бритва, клинку полоснуть по груди. Но самое неприятное — швыряя через себя здоровяка, потерял концентрацию, а тот, падая, ткнул Григория в бок своей навахой.
Обидно и непрофессионально. Кровь расплывается широким пятном по одежде, в ушах стоит колокольный звон, а в глазах роятся мушки, заставляя мотать головой и прищуриваться. “Ну, давай же, давай, вали! — шептал про себя Григорий, провожая взглядом Анну, — тут скоро столько народа набежит — не протолкнёшься!” Мозг послушно отщёлкивал секунды с начала схватки — 40, 41, 42… Через полминуты надо исчезнуть, не оставив свидетелей, а Анна идет так медленно и всё время оглядывается, опасаясь или желая что-то сказать. Завозился здоровяк, поднялся на четвереньки, намереваясь встать. Сделав несколько шагов, Григорий от души зарядил с носка по его пунцовому уху, отправляя потомка нибелунгов в Вальхаллу. 47,48, 49… Анна, наконец, дошла до угла… Повернула… Слава Богу! Григорий еще раз критично оглянулся вокруг. Никто из германской группы захвата не шевелился, и даже Рудольф Гесс перестал скрести носками снег. Пора! Распутин облегченно вздохнул, покрепче зажал рану на боку, поднял воротник пальто… И вдруг всё поплыло….
— Я не поняла, какая опергруппа?
На Распутина смотрели огромные, удивлённые глаза, перевёрнутые, словно в студийном фотоаппарате.
122, 123 — отстукивали секунды в глубине сознания.
— Я говорил про опергруппу?
— Да, вы сказали, что есть две-три минуты до её прибытия.
— Полиция, Анна. Я имел в виду полицию. Надо уходить!
Распутин сообразил, что его голова лежит у женщины на коленях, а она сидит на мостовой, положив на его лоб холодную ладошку с длинными, тонкими пальцами, и дрожит, как осиновый листок.
— Анна, простите, за фамильярность, помогите подняться…
— Не беспокойтесь, Григорий, — глаза женщины смешливо сузились и от них к вискам разлетелись весёлые морщинки, — я обещаю не падать в обморок от возмущения и не кричать “Это нескромно! Мы даже не представлены!”. Ваша крайне деятельная забота о моей чести и жизни оправдывает некоторую вынужденную “la vulgarit'e” в обращении. К тому же, вы ранены, и вам нужна помощь…
Распутин, стараясь как можно легче опираться на заботливо подставленное худенькое плечо, осторожно встал на ноги и сделал пробный шаг. Штормило прилично, но передвигаться он мог. Анна уверенно взяла на себя роль штурмана и тащила его в центр.
— Куда мы идём? — спросил Григорий, с трудом сглотнув вязкую слюну и тщетно подавляя подступающую к горлу тошноту.
— Вам срочно надо к доктору, тут недалеко…
— Отставить, — перебил Распутин женщину, — сейчас меньше всего требуется светить перед кем-то следы уличной драки. Я сам — доктор и авторитетно заявляю — угрозы жизни нет, если остановить кровь.
— Тогда ко мне…
Распутин остановился и внимательно посмотрел на Анну.
— Вы собирались возвращаться к себе домой?