Распутин: черное и белое
Шрифт:
Девушка уверенным движением поправила прядь непослушных волос – не светлых и не темных, с рыжинкой. И неожиданно кивнула в сторону дома, где гостил Распутин.
– Вы оттуда идете?
– Да…
– Интересный мужик, – вполголоса заключила незнакомка. И решительно заявив «прощайте!», крепко пожала Аркадию руку.
Остаток дня, встреча с московской родней, соболезнования, утешения – все опять прошло как в дремоте. Аркадий явно заболевал.
На следующий день проснулся с обновившейся злостью на мир Божий. Даже мелькнула мысль отправиться к Москве-реке… Но топиться все же не пошел. Проведя день в беспорядочных и бездумных прогулках по родному городу, вечером завалился в «Яр». И вновь увидел
– Здорово, милок! Давай к нам сюда.
Волна отвращения заставила Аркадия содрогнуться, и он почти выбежал из «Яра». Думал только об одном: «Лара! Как могла она так ослепиться им? Не может быть! Не верю!»
***
Из дневника Аркадия Максимова:
«В Москве я слег. Конечно, сильно простудился, но кажется, что я и сам хотел заболеть. Сейчас, когда пишу, все это вспоминая, уже спокоен. А тогда метался в горячке и кричал на весь свет, что всех ненавижу. Алексей Владимирович был в это время в Москве проездом. Он пришел и сидел у меня… не помню сколько, но долго. Я знал, конечно, что, будучи сыном его старого друга, вызываю в нем некое подобие отцовских чувств, но, признаться, все же не ожидал такой заботы.
Родственники мои переполошились. Еще бы –государственный деятель запросто посещает обыкновенного следователя. Стало быть, и я в их глазах стал важной птицей. Неледин не произносил пустых утешений (да я тогда и не воспринимал никаких утешений), но клал руку мне на лоб. И, казалось, если не рассудок мой, то душа охотно принимала это безмолвное участие. Потом он снова приходил, говорил о всяких пустяках. Но я тогда уже почувствовал, что все не так-то просто.
Впрочем, долго писать тут не о чем. Вскоре я понял, чем еще вызвано сочувствие Алексея Владимировича. Кроме участия, так интересоваться моим горем побуждала его ненависть к этому человеку… Наш разговор я запомнил слово в слово.
– Все, кто не слепы, видят черную тучу над Россией. Все… кроме двух человек, в том числе и того, кто должен быть зорче всех, видеть дальше всех.
Я, конечно, понимал, о ком он говорит.
– Но он предпочитает не видеть ничего, кроме миражей, и не слышать никого, кроме своей жены, погруженной в истерический религиозный мистицизм. Он допустил до себя этого человека… и погубил все. Наш долг, дорогой мой друг, исправить то, что еще можно исправить.
Дальше Алексей Владимирович говорил, что и он, и я, хотя и разнимся в общественном положении, но по долгу службы находимся на страже государства. Врагов России надо давить! Он еще много и убедительно говорил. Я пообещал, что сделаю все, что в моих силах. Опыт службы в сыскной полиции пусть у меня и невелик, однако я знаю свое дело. У меня есть счет, который я готов всегда предъявить. И какой счет!»
Глава 4. Женщины возле старца
Следующая запись была сделана Аркадием через две недели, уже в Петербурге. К тому времени и Распутин вернулся из Москвы.
«Меня допустили к дневникам наружного наблюдения. За Р. наблюдение ведется уже давно под видом охраны. Записи есть довольно интересные. Необходимо все тщательно проверить».
За этими скупыми строчками Аркадий стойко скрывал досаду: по записям агентов полиции о наблюдении за Гришкой выходило, что у того бывали десятки человек ежедневно. Всех бы проверить – да невозможно. Это угнетало. Угнетало и другое – несколько уже проведенных бесед, на которые Аркадий очень
Аркадий завел пухлую книжечку, которая запиралась на миниатюрный замочек – для личных кратких записей по делу. Дело, понятно, секретное, ведь его плоды будут представлены не кому-нибудь, а самому государю на рассмотрение. Это лучшая месть за Ларису. И служба на благо России…
В книжицу были аккуратно переписаны имена и адреса посетителей Распутина, показавшихся Аркадию наиболее интересными. Он привык доверять собственным суждениям и наблюдениям. Но, увы. Несколько жирных минусов уже стояли напротив некоторых фамилий.
Отложив дневник, Аркадий со вздохом открыл записную книжку. Да, плохо, очень плохо…
***
Горина Мария, «22 года, дочь врача, Вятской губернии», встретила Аркадия с участием. Тот сразу отметил – на авантюристку не похожа. Хорошенькая, опрятная, выглядит несколько старше своих лет. Глаза ясные, любопытные. Не всполошилась при слове «полиция». Манеры Гориной были приятными, голос – негромким, речь – ровной. При имени Распутина понимающе, с легким укором, посмотрела на Аркадия, чуть склонив голову набок.
– Бывала ли у старца? Конечно. Один раз. Нет… потом еще раз приезжала.
– У старца?
– Все его так называли, – охотно пояснила Горина. – Мне все равно, как называть. Я просто знаю, что это добрый человек – вот и все.
– Каким образом вы с ним познакомились? – Аркадий приказал себе быть сдержанным, как ему и приличествовало.
– Я в Петербург приехала место искать – после смерти отца тяжко стало. Но ничего у меня не вышло. Совсем уж собралась обратно, да на счастье встретила Зину. Зина – подруга детских лет. Ей в жизни больше, чем мне, повезло. Замуж вышла удачно, живет теперь в достатке. Оказалось, принадлежит к кружку Распутина. Я, собственно, равнодушна была ко всем разговорам о старце, не до того, но из-за Зининых восторгов стало, знаете ли, любопытно. Попросилась с ней к нему в гости. Поехали. В тот день у Распутина много было посетителей.
– Кто был у него?
– Так сразу не скажу, представлялись, да я забыла. Княгиня какая-то. И тут же крестьяночка – милая такая, аккуратненькая девочка. Чиновник особых поручений с женой… Интересные люди. Очень все религиозные. Я все это несколько со стороны воспринимала…
– Что именно?
– Да проповедь. Сначала Распутин рассказывал о своих странствиях, о Иерусалиме. Это было интересно. Говорят, он почти неграмотен, но речь его… знаете ли, яркая. Не как в книгах. Простая такая, но очень увлекает. Еще час целый говорил о том, почему мы должны быть милосердны к ближним. Я, знаете ли, не слишком-то религиозна. Но Бога чту. И смотрю – совсем простой, бесхитростный мужик. Но потом подумала – языком работать все мастера, а что стоит за этим? Сможет ли делом помочь? Решилась, попросила старца… он до ста человек в день, говорят, принимает, быть может, гувернантка кому-то нужна. Пусть поспрашивает. А у меня образование хорошее. Через день… да-да, не позднее, приходит записочка… Да вы сами посмотрите.
Мария повозилась в комоде, после чего протянула Аркадию клок бумаги. Писал Распутин неграмотно, неразборчиво и совсем без знаков препинания. Впрочем, ясно прочитывалось, что место для Гориной было им найдено.
– И вот теперь я при деле. Семья приятная, богобоязненные. Хорошие дети. Конечно же, я посетила старца еще раз, наедине, и поблагодарила. Держался он скромно. Пробыла я у него не более четверти часа.
Аркадий хотел еще что-то спросить, но Горина опередила, глядя на него в упор светлыми глазами.