Распутин наш
Шрифт:
Слова адмирала резанули Григория автогеном, задев как доктора и как солдата, валявшегося по госпиталям в другой жизни. “Точно, – изумился про себя Распутин, судорожно перебирая биографию и не находя в ней ни единого случая посещения старцем больных и раненых, – и это в воюющей стране! Какой же ты засранец, “святой Гриша”! Вот ведь испанский стыд! И как выходить из положения…”
– Да, я слабый, снедаемый страстями, грешный человек, – произнёс Григорий осторожно, взвешивая каждое слово, – у меня есть свои скелеты в шкафу и тараканы в голове. Я совершал поступки, за которые мне мучительно стыдно. Этот стыд останется со мной навсегда, как бы я ни каялся. Вполне возможно, я и сейчас поступаю неправильно. Кто это знает? Вот Вы, Адриан Иванович, готовы взять на себя роль судьи, чтобы взвесить все варианты и выбрать из
– Нет уж, увольте, – смутился Непенин и опустил глаза, – просто вы… Зачем вы всё время притворялись? Это показное хамство, это пренебрежение традициями и этикетом…
Адмирал ожидал услышать всё, что угодно – рассуждения про необходимость выделиться из толпы, замшелость и ветхость существующих правил, прогресс, диктующий новое, вызывающее поведение. Однако Распутин вдруг опустил голову, шмыгнул носом и произнес себе под нос, как ребенок:
– Я больше не буду…
Адмирал запнулся, забыв, что хотел сказать. Эта фраза из уст здорового, сурового мужика звучала так нелепо и забавно, что он застыл на секунду, смерил Распутина недоумевающим взглядом и вдруг в полный голос расхохотался. Всё напряжение последних двух дней исторглось из его груди вместе с заразительным, неудержимым смехом.
– Ох, Григорий Ефимыч! – бил он себя ладонями по коленкам, сгибаясь от хохота. – Я больше не буду… Ой, убил!
Распутину в эту минуту было не до смеха. Он мучительно искал выход из глупейшего положения, не поняв причину веселья, посмотрел встревоженно на веселящегося адмирала и улыбнулся. Сам того не желая, разрядил очень напряженную атмосферу.
Смех прекратился также неожиданно.
– Григорий Ефимович, – произнёс Непенин без прежнего сарказма, – это правда, что вы предсказали Столыпину его убийство?
Распутин не имел представления о том, что и кому предсказывал “святой старец”, однако решил не нарываться на новые недоумения и коротко кивнул, поднимая воротник. На открытом мостике холодило изрядно.
– Тогда… – голос Непенина сделался жалостливым, просительным, – если не затруднит… А то я уже измучился… Чувствую, что грядёт непоправимое, а откуда ждать опасность – понять не могу.
– Адриан Иванович, – осторожно, как врач тяжелобольному, произнес Распутин, – предсказывая, я озвучиваю только один вариант судьбы. Но если активно сопротивляться, что-то предпринимать, делать то, чего делать не собирался, все предсказания становятся ничтожными.
– И что же случится, если ничего не предпринимать? – настойчиво гнул свою линию Непенин.
“А чем я, собственно, рискую?” – подумал Распутин.
– Если ничего не предпринимать, – произнес он, поёжившись и пряча руки в карманы, – в конце февраля вы получите две телеграммы. Из штаба округа и от председателя Государственной Думы Родзянко. Хабалов известит вас о вспыхнувшем в запасных полках Петрограда восстании, разрастающемся с каждой минутой ввиду, якобы, очевидного бессилия правительства. Родзянко напишет, что государственная Дума, чтобы предотвратить неисчислимые бедствия, образовала Временный комитет, принявший власть в свои руки… Вам доложат, что на «Андрее Первозванном» и «Павле I» вспыхнули беспорядки, есть убитые и раненые. А ещё через некоторое время из госпиталя по телефону передадут, что к ним то и дело приносят тяжелораненых и страшно изуродованные трупы офицеров. К этому времени на улицах начнётся беспорядочная ружейная стрельба, дикие крики, по улицам и набережной с бешеной скоростью будут носиться автомобили с вооружёнными матросами и солдатами гарнизона. Перестанут работать телефоны. Волнение и тревога достигнут апогея. Толпа матросов, частью пьяных, в большинстве своем с "Императора Павла I", придёт требовать, чтобы командующий флотом отправился с ними на митинг. По дороге к вокзальной площади – выстрел в спину… Всё… [16]
16
Распутин пересказал Непенину содержание мемуаров Г.К.Графа “На Новике”.
Непенин выслушал свой “приговор” на удивление спокойно. Достал золотой портсигар, долго мял папироску, решая, что с ней сделать, прикурил, пряча в кулаке огонёк от ветра.
– Значит, конец февраля, “Император Павел”? – переспросил он, прищурившись, как глядят в прицел.
– Не обязательно именно он. Любой линкор – рассадник анархии. За все время войны большинство линейных кораблей не видело неприятеля и стояло на якоре в Гельсингфорсе, Ревеле или шхерах. Команда отъедалась, отсыпалась и томилась однообразием. Война длится уже третий год, а матросы устали не столько физически, сколько морально. Им уже невмоготу суровый режим военного времени и связанное с ним ограничение свободы. Идеальная среда для пропаганды и агитации! Особенно, когда она щедро сдобрена кокаином, героином и “балтийским чаем”. [17]
17
Сленговое выражение, появившееся на заре XX века, но активно употребляемое до сих пор в кругах наркоманов. Представляет собой смесь водки или спирта с наркотическими веществами, чаще всего психостимуляторами, в основном с кокаином.
– Помешать такой агитации почти невозможно, – адмирал глубоко затянулся и выпустил дым через ноздри, – требуется все время следить за командой, что сильно затрудняется условиями морской жизни, а сыск противен всем традициям флота.
– Сыск, наказания и затыкание ртов ничего не принесет, кроме вреда, – Распутин чувствовал, что вступает на тонкий лёд классового конфликта, но отступать было некуда. – Пропагандисты говорят о том, что и так всем известно, правдиво перечисляя реальные беды государства – воровство, предательство, некомпетентность. Под этим подпишется каждый здравомыслящий человек из любого сословия. Манипуляции начинаются, когда речь заходит о способах лечения социальных болезней. Чаще всего предлагается один рецепт – убить всех плохих, чтобы остались одни хорошие, а начать с непосредственного начальника…
– Хорошо сказано, Григорий Ефимыч, я, пожалуй, запомню, – кивнул Непенин. – Вы считаете, что сделать уже ничего невозможно?
– Если мы оставим за скобками нашей беседы политику, то могу обратить ваше внимание, что агитация и пропаганда разлагают в основном невоюющие подразделения. В отряде крейсеров и минных дивизиях, регулярно выходящих в море, где морское братство – не красивые слова, а суровая реальность, необходимая для выживания, результативность пропаганды почти нулевая. Матросы слушают агитаторов и даже сочувствуют, но у пропагандистов не очень-то получается натравить их на командиров.
– Не могу не спросить. А если не оставлять за бортом политику?
– Тогда процитирую Никколо Макиавелли: «Если не можешь победить толпу – возглавь её».
– Однако, – Непенин покачал головой, – сибирский крестьянин, цитирующий Макиавелли… Я ещё раз убедился, что вы не тот, за кого себя выдаёте и, скорее всего, никогда не были… Теперь понятно, почему вы выбрали именно эту маску. В облике аристократа при дворе у вас не было бы ни единого шанса. Что же касаемо существа вопроса… Нет, таланта трибуна у себя не наблюдаю, командование толпой принять не готов-с…
Распутин облегченно вздохнул. Непенин сам за него решил сложнейший кроссворд объяснения своей осведомлённости и образованности. “Пусть лучше думает, что я – граф Монте-Кристо, чем Пигмалион,” – съехидничал внутренний голос.
– Мне только непонятно, – продолжил адмирал с надрывом, – почему вы, обладая даром предвидения и возможностью донести всю правду до государя, не сделали это?
– Делал и неоднократно, причём не только я, а люди гораздо более авторитетные и заслуженные, – с досадой бросил Распутин, зная всю историю обращений подданных к царю с предупреждениями о грядущих катаклизмах и мольбами сделать хоть что-нибудь ради сохранения государства. – Сегодня мы в разговоре с Николаем Михайловичем упомянули доклад управляющего ГАУ Маниковского, подписанный сразу пятью генералами. А был ведь еще доклад Дурново, рекомендующий вообще не ввязываться в войну с кайзером. Тоже не слышали? Жаль! Пётр Николаевич – вот кто действительно был провидцем! Он предупреждал, что даже победа над Германией сулит нам крайне неблагоприятные перспективы. Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой трудно предвидеть…