Распутин: жизнь и смерть
Шрифт:
«Например, я знаю, что вчера человек невысокого роста в сером сюртуке покинул Тюильри, пользуясь потайным ходом. Его сопровождал только слуга. В карете с зашторенными окнами он отправился к синьоре Грассини… Впрочем, все это знаете вы сами… – Он выдержал эффектную паузу и добавил: – Но то, что певица изменяет вам со скрипачом Роде, знаю только я!»
Император засмеялся, и этот смех будто разбудил его. Он вздрогнул, посмотрел вокруг, словно пытаясь понять, где он. Никогда не видел, чтобы кто-нибудь так умел уходить в прошлое. И сказал хрипло:
– Последний кусок – в мусор! – И добавил: – Идите спать.
Но сегодня я совсем не устал. И на часах была только полночь. Видно, ему было тяжело вернуться в реальность. Столь жалкую…
Когда я уходил, император вдруг сказал:
– Сегодня штиль… Рано утром я вышел на палубу… Все это время я видел лишь картины прошлого. Сегодня я впервые увидел океан. Вода была прозрачна на сотню метров или больше… Я видел желтые водоросли в воде, стаи креветок, мелкой рыбешки… Там, внизу, шла бесконечная война, они поедали друг друга… Огромный студенистый пузырь с фиолетовыми щупальцами плескался весело под водой… а на самом деле ждал кого-то… Какие-то рыбы, видимо, тунцы выпрыгивали из воды, бросаясь с размаху на мелкую рыбешку… А потом проскользнула она – огромная, фиолетовая… показавшись из воды, стала серебристой… И вот уже удаляется высокий сверкающий плавник… Акула, главная убийца океана. Все так красиво, но всюду убийство… Вечером я вышел из каюты поглядеть на продолжение подводной бойни, но вода уже стала темной. Чернильно-синий полог весьма заботливо закрыл это безостановочное истребление… Ладно, идите спать.
Утро. Сегодня будем записывать его коронацию. Я помню, как горевали его поклонники в Европе, когда он решил возложить на себя императорскую корону. Я жил тогда в Англии. Кто-то горько пошутил: «Быть Бонапартом и стать императором – какое понижение!» Помню мои разговоры с герцогом де Л. [22] Он сказал с горечью:
«Тьму лет назад Карл Великий поехал в Рим к Папе, который возложил на него корону. Нынче вчерашний лейтенант вызвал Папу к себе. Наместнику Господа приказано короновать республиканского офицера-атеиста. И Папа приехал. Церковь проглотила небывалое унижение перед лжецезарем. Как все выродилось! О жалкий век и жалкие души!»
22
Герцог де Леви, автор книги «Максимы и размышления о различных предметах».
Император, как всегда, пил кофе, когда я пришел в каюту. Сидел с отсутствующим видом с чашкой в руках. Потом поставил ее на стол и начал диктовать, даже не поздоровавшись:
– Коронация… Это было… будто в другой жизни… Не записывайте – фраза банальна. Тысячу лет назад Папа короновал Карла Великого. С тех пор ни один из королей не мог похвастать, что его короновал наместник Господа. И вот я, будущий объединитель Европы, объявил себя наследником великого императора. И Папа согласился возродить тысячелетнее прошлое. Да еще с важнейшей поправкой – не я к нему, а он ко мне приехал. Иначе я попросту отобрал бы у него все его владения. Так что у него было два выхода – приехать или очень пострадать. Он предпочел приехать… Чтобы сохранить достоинство, Папе пришлось пошутить: «В конце концов Рим отомстил галлам: Бонапарт, родом итальянец, будет теперь управлять этими варварами».
Я встретил его в Фонтенбло. Чтобы не целовать ему руку, я не вышел из экипажа, его пересадили в мою карету. Я едва сдерживал смех, глядя на этого хитрющего итальянского графа, ставшего Папой. В его глазах вместо святости я прочел лишь нетерпеливое ожидание. Он хотел знать, что получит за свой приезд… Я отвел ему дворцовый «Павильон Флоры», перестроенный в знак уважения в стиле Ватиканских дворцов. Ему подарили драгоценную тиару, столь дорогую, что он постеснялся ее носить и выставил в Сикстинской капелле. Великолепный экипаж, увенчанный папской тиарой, должен был везти его в Нотр-Дам…
И тут выяснилось, что мы с Жозефиной… не венчаны! Я как-то об этом никогда не думал… А оказалось, что она «от этого всегда очень страдала».
Перед коронацией состоялось наше тайное венчание. Она была счастлива. И, конечно же, приняла самое пылкое участие в создании своего туалета для коронации. Она порядком надоела знаменитому ювелиру, который делал (точнее, бесконечно переделывал) ее корону.
Я был автором всего действа – разработал его детально, как диспозицию сражения. Мои ученые по пергаментам изучили древнюю церемонию коронации Карла Великого. Но я придумал внести в нее некоторую неожиданность, которая должна была всем показать: коронуется император республики! Но об этом после…
Повторюсь: я занимался всем – утвердил великолепный декор Нотр-Дам во время коронации, убранство ложи, где должна была сидеть мать… Мне показали коронационные костюмы приглашенных в собор (список составлял я). Маленьких куколок в этих костюмах расставили на моем столе в кабинете. Я и Жозефина склонились над ними: Папа, кардиналы, придворные (так теперь именовались вчерашние республиканцы) выстроились на столе. Я чувствовал себя судьбой, смотрящей сверху на крошечных жалких людей. Я также утвердил корону и скипетр, который скопировали со скипетра Карла Великого. И свое новое имя – «Наполеон Первый, император французов».
Наступил день коронации. Все шло великолепно, как я и задумал. Папа шествовал в собор, окруженный духовенством. Правда, по древнему обычаю впереди него шествовал осел, напоминая о въезде Христа в Иерусалим, что весьма повеселило парижан и несколько нарушило торжественность шествия… В собор я прибыл после Папы. Нотр-Дам сверкал золотом и драгоценностями коронационных костюмов. Сверкала и моя мантия, которую надели на меня в соборе – все те же драгоценности, то же золотое шитье… Весила она изрядно, но я терпел.
Папа сидел в окружении кардиналов. Мы с Жозефиной преклонили колени, и он совершил обряд помазания, благословил нас. И наступил главный момент, которого все ждали, думаю, со злорадством: я, коленопреклоненный, должен был получить корону из рук Папы. И он уже протянул руки к алтарю, где лежала корона, чтобы возложить на мою голову… но я преспокойно поднялся и взял корону сам. И, повернувшись спиной к Папе и лицом к собравшимся, сам возложил ее на себя! После чего надел корону и на голову коленопреклоненной Жозефины.
Да, я сам заработал свою корону – и сам должен был надеть ее на себя. Недаром эта корона была сделана в виде лаврового венца из золотых листьев – языческая корона императоров Римской республики. Ибо я – император республики Французской! И весь Нотр-Дам ахнул от восторга!
Когда я возлагал корону на голову Жозефины, я увидел слезы на ее глазах. И хотя вначале я много шутил по поводу этого несколько маскарадного зрелища, но в тот момент тоже был взволнован…
Потом я сел на трон с вензелем моего нового имени. Золотые пчелы и орлы, украшавшие трон, олицетворяли постоянный труд и воинский подвиг. И сидя на троне, я прошептал достаточно громко, чтобы услышал Жозеф: «Если бы наш отец увидел все это!»