Распятая на звезде
Шрифт:
Поставили самовар. И хотя по скудости текущих дней стол был небогат, позавтракали плотно и с удовольствием.
– Когда Аничковы и Погодины обещали приехать? – спросила Маргарита Павловна после того, как последняя чашка чая оказалась допитой. По старой традиции, которой в семье Аксеновых придерживались весьма строго, разговаривать во время трапезы не полагалось.
– Они надеялись выехать из города поутру, так что ближе к обеду у нас уже должны быть. Да только нынче, сама знаешь, неспокойно. Могут и задержаться…
В этот момент стеклянная дверь, выходящая в сад, поддалась молодому напору, и в комнату буквально
– Как хорошо, как привольно в саду, – девушка не нашла подходящих слов для того, чтобы в полней мере рассказать о чувствах, переполнявших ее в эту минуту. – А когда из города все приедут, будет совсем весело.
Порхнув по гостиной и походя отказавшись от завтрака, она взбежала по лестнице и скрылась в своей комнате.
– Ах, молодость, молодость, – вздохнула Маргарита Павловна, не отдавая себе отчета в том, насколько банальна эта фраза.
Тем временем дождик совсем прекратился и Александр Дмитриевич решил снова прогуляться, но теперь не с какой-то определенной целью, а так, ради праздного удовольствия. В двадцати – тридцати саженях от дома Аксеновых, за узкой, но очень высокой каменной грядой проходила железная дорога. Когда-то он любил туда хаживать, рассматривать поезда, проносящиеся в дальние края и уносящие в ухоженных, великолепных классных вагонах своих пассажиров к жизни большой и, как ему тогда казалось, неизменно праздничной.
Но теперь от былой красоты не осталось и следа. Поезда ходили редко, зато с большим количеством вагонов, среди которых пассажирские почти не встречались – все больше скотовозы, теплушки и открытые платформы, забитые всяким хламом. Закопченные паровозы тянули их с натугой, словно бы скрежетом колес и свистом вырывающегося пара проклиная нынешнюю худую долю.
Нет, идти туда не хотелось. И Александр Дмитриевич отправился в противоположную сторону. Там, за скальным останцем начинался подъем в гору, на вершине которой виднелось причудливое нагромождение камней, именуемое в народе «Кроликами». Действительно, их очертания отдаленно напоминали фигурки прелестных домашних животных, правда изрядно одичавших и обзаведшихся хищными оскалами. Над им мордами в разные стороны торчали заостренные краеугольные «уши».
Как ни странно, но эти природные скульптуры очень нравились Александру Дмитриевичу, он находил в них поэзию, созвучную духу нынешнего времени. В восторг его приводил и великолепный черничник, захвативший здесь все окрестные поляны. Разумеется, до сбора урожая было еще далеко. Но вполне сформировавшиеся зеленые ягоды, наливающиеся живительной энергией, казались просто прекрасными.
Прогулка затягивалась. Однако спешить с возвращением не было никакой необходимости… А лес таинственно, почти бесшумно продолжал шелестеть листьями, время от времени отвечая легким скрежетом ветвей на какой-нибудь особенно сильный порыв ветра.
Тем временем к усадьбе подъехала крытая повозка,
Он молча протянул спустившейся к нему Маргарите Павловне мандат с печатью Екатеринбургской чрезвычайно комиссией и махнул рукой прибывшим с ним красноармейцам, очевидно, отдавая приказ о том, чтобы они начинали действовать по заранее намеченному плану.
Подобная операция, без сомнений, осуществлялась отрядом далеко не в первый раз: люди действовали быстро, без суеты. Один из них остался на улице, а трое других, оттеснив хозяйку, ворвались в комнату и начали деловито передвигать мебель и вскрывать шкафы и ящики, вываливая на пол все их содержимое.
Разгром комнаты проходил в абсолютном безмолвии и без какого-либо внимания к оцепеневшей от такой бесцеремонности хозяйке, которая несколько придя в себя, наконец задала удивленный вопрос:
– Господа, что вы делаете?
Паренек в кожаной куртке, не утруждая себя никакими пояснениями, сквозь зубы процедил:
– В доме люди еще есть?
– Дочь гимназистка в своей комнате отдыхает, – ответила Маргарита Павловна, а потом по какому-то наитию солгала. – Муж в город уехал. Обещал там заночевать и вернуться только через два дня.
– Мне поручено его арестовать, – наконец соизволил хоть что-то объяснить облеченный властью недоросль, – а у вас произвести обыск…
Вещей у Аксеновых было немного, да и домик не отличался большими размерами. Поэтому обыск не продлился более 40 минут. Все это время Маргарита Павловна простояла на крыльце, прижимая к себе дочь. Та, испуганная, выскочила из комнаты, как только в гостиной раздался грохот начавшегося погрома. Так и стояли испуганные женщины, оставив он поругание свое жилище. Они не пытались не только сопротивляться, но даже выражать свое отношение к происходившему.
Впрочем, непрошенные гости больше не интересовались хозяевами, они были увлечены исследованием попавших к ним в руки богатств. Результаты поисков, похоже, вполне их удовлетворили. На свою повозку они погрузили все найденное столовое серебро, настенные часы, совсем недавно висевшие над камином, несколько резных стульев с инкрустацией, выходной костюм Владимира Дмитриевича и платье Ольги, в котором она совсем недавно блистала на выпускном балу.
– Когда хозяин вернется, пусть следует к нам, в ЧК, мы его арестуем в качестве заложника5, – больше для порядка, и не надеясь, что его приказание будет исполнено, проворчал, уезжая, молодой комиссар…
Александр Дмитриевич тем временем возвращался домой в приподнятом настроении. По дороге он нарвал целую охапку цветов и предвкушал, как Маргарита Павловна обрадуется этому незатейливому подарку.
Вот уже и заимка. Жена с дочерью, обнявшись, ждут его на крыльце. Странно только, что двери и окна распахнуты настежь.
«Решили проветрить дом после уборки», – удовлетворенно подумал Александр Дмитриевич и, разглядев повозку, прибавил шаг: «Не иначе, гости приехали раньше времени».
Во дворе, действительно были чужие, но совсем не те, кого он надеялся увидеть.