Распыление. Дело о Бабе-яге
Шрифт:
— Великая Иеманжа приветствует Огу Ферея… Луна в знаке Тельца и славные духи-лоа пребудут в дом Ибо Леле… Сегодня ночью. — объявил он. — Обязательно до полуночи. Кто, кроме вас, будет на церемонии?
— А я должен там быть? — Цаппель не на шутку растерялся.
— Позвольте, милейший… — Лумумба сделал вид, что неприятно удивлен. — Мертвецы обычно не имеют склонности мирно беседовать с посторонними. Вообразите: лежишь себе, спишь мертвым сном. Вокруг тишина, черви… А тут — приходят, поднимают… Поневоле разозлишься! Обязательно нужен родственник. Кто-то близкий, кто поможет утихомирить разозленного зомби… — и веско добавил:
— Ну… ладно. Хорошо. — градоначальник слегка побледнел. — как обычно, алчность пересилила страх.
— Тогда извольте задаток и мы пойдем готовиться. — наставник поднялся.
— Задаток? — Цаппель будто впервые услышал это слово. — К-какой задаток? Я думал…
— Для церемонии нужны редкие ингредиенты. — категорично отрезал Лумумба. — Ритуал требует жертв. Впрочем, если вы не готовы — забудем, и разойдемся, как в море корабли. — он повернулся к двери.
— Подождите! Подождите. — Цаппель стащил с мизинца перстень. — Может, возьмете это?
Лумумба, не касаясь кольца руками, склонился над камнем, посмотрел одним глазом и отступил.
— Я не ювелир, господин градоначальник, так что камнями не интересуюсь. — высокомерно бросил учитель. — К тому же, он фальшивый.
— Ну хорошо. Хорошо!
Цаппель отошел в дальний угол кабинета, кряхтя, опустился на пол и вставил ключ в деревянную панель, ничем не отличающуюся от тех, которыми была обшита вся комната. Затем, опасливо покосившись на нас, отодвинул массивную дверцу.
Мы делали вид, что совершенно не интересуемся процессом. Лумумба и вовсе отвернулся, любуясь своим отражением в стеклах секретера, расположенного напротив.
— Вот. — Поднявшись, градоначальник выложил на стол один за другим пять золотых червонцев. — Этого хватит? Или тоже будете проверять?
— Не буду. — бвана покосился на монеты. — Я и отсюда вижу… Впрочем, это несущественно. — царским жестом он опустил монеты в карман и направился к двери. Остановился на пороге. — Да, чуть не забыл. На каком кладбище захоронена драгоценная супруга?
— На старом. — буркнул Цаппель. — За разрушенной церковью.
— Хорошо. — кивнул Лумумба. — Жду вас у могилы в десять вечера. Прошу не опаздывать. Приводите с собой стряпчего — или любого другого достойного доверия свидетеля, нам не нужны недоразумения. Честь имею.
— Бвана… Это ведь то самое кладбище. — Лумумба спешил покинуть пределы гостеприимного учреждения, и я за ним не поспевал. — Ну, то, где суккуб…
— Что такое, молодой падаван? Тебя гложут страхи и сомнения?
— Страхи меня не гложут! А вот сомнения — таки да. Зачем вы согласились? Нам что, делать больше нечего? Мы же обещали Маше помочь…
— Если ты помнишь, Зверь явился к дому под утро. Он не должен изменить привычкам. Мы успеем.
— Но зачем? Не из-за денег же! Монеты-то фальшивые. Точно такие, как у Кукиша…
Мы наконец оказались на улице. Солнце палило всё так же немилосердно, на дороге перед управлением клубилась пыль — только что промчалась запряженная лошадьми повозка, и я невольно закашлялся.
— И тебя это не настораживает? — спросил Лумумба, когда я перестал кашлять. — Поддельное золото, Мангазейская чеканка.
— Но… откуда вы знали? Когда мы сюда шли, вы же ни о чем таком не догадывались, верно?
— Чутьё. — отмахнулся Лумумба.
— Вот всегда вы так. — обиделся я. — Сами всё знаете, а мне не говорите.
— Головой учись думать. — и он замахал Маше. Я, разумеется, тут же заткнулся.
Глава 13
Остаток дня, пока Лумумба придавался послеобеденному отдыху и размышлениям в номере гостиницы, мы с Машей бегали по поручениям, собирая всё необходимое для ночного ритуала. Маша тоже опасалась, что взятые на себя обязательства помешают Лумумбе разобраться со Зверем, но учитель сказал, что всё идет по плану. Выдав пару ассигнаций и список, он закрыл дверь со своей стороны, оставив нас в одиночестве.
В глубине души я понимал, что со всеми приготовлениями мог спокойно управиться наш управляющий, услужливый и расторопный господин Скупердяев, но так же сознавал, что Лумумбе нужно какое-то время побыть одному, чтобы настроиться. Поднять зомби шестимесячной давности — это вам не баран начихал, несмотря на его хвастливые слова о двухсотлетних покойниках. Это, я вам скажу, работка не для всякого. Разумеется, он справится — не в первый раз, но какая-никакая подготовка всё-таки требуется.
К тому же, неуемная энергия нашей новой сотрудницы требовала выхода и применения. Кажется, она совсем отбросила недоверие, которое испытывала к нам с Лумумбой, и, пока мы перемещались по городу, забрасывала меня вопросами, вперемешку с сведениями о родном городке. Примерно так:
— А в этом месте река весной заливает прибрежные районы, Мясникован — армянскую слободу и Зоопарк. Им приходиться надстраивать над улицами мостки, и по ним ходить. А тебе Лумумба кто? И как так получилось, что негр живет в России?
— Он в Москву учиться приехал, еще до Распыления. А потом до Африки стало не добраться. Он и обрусел, женился даже. А я ему — ученик, слуга, мальчик для битья и лучший друг. А это что за каланча?
— Каланча — это где пожарные, дубина, а здесь бывший элеватор. Видишь, голубей сколько? Зерна давным-давно нет, а они всё летают… Говорят, в Москве магию совсем запретили, и Пыльцы нет. Вы поэтому к нам приехали? А правда, что рано или поздно все маги сгорают? Ни один еще до старости не дожил…
— До старости никто не дожил, потому что всего пятнадцать лет прошло. Сгорают, не сгорают — про всех, опять же, не скажу. Но срок действительно у каждого есть. А с чего ты взяла, что мы из Москвы?
— А больно вы гонорные, как все москали. До всего вам дело, всё вам надо… Наши не такие. А во-он, видишь, за пригорком дымы черные? Это слобода Механиков. Раньше там городская свалка была — люди чего только не выбрасывали! Холодильники даже, телевизоры старые, компьютеры, мясорубки… Всё это Ростопчий скупил. Сначала хотел расчистить, для новой застройки, а потом сообразил, что на старых вещах можно хорошо заработать: новых-то не производят… Он в молодости сам слесарем был, на авторемонтном, так что руки откуда надо растут. И голова… Постепенно к нему стали другие умельцы прибиваться, и получилась слободка, а на самом деле — отдельный город. Они даже автомобили делают. И всё, что в хозяйстве нужно. Плуги там, жестянку, ложки-вилки… А оружейники — отдельно. У них свои правила. Мы, охотники, без оружейников — никуда. Только дорого дерут, собаки. С армейских складов дешевле, но порох у них сырой.