Рассадник добра

Дмитриева Светлана

— И долго это будет продолжаться? — спросил он.

— Что? — не поняла Машка.

— Долго мне придется быть твоим постоянным хранителем? — более развернуто поинтересовался мужчина. — Казалось бы, живешь в лучшем из миров, чуешь опасность издалека. Неужели так трудно не быть дурой и не умирать так часто? Прочие же не умирают!

— И много этих прочих? — тут же заинтересовалась Машка.

— Ха! — отозвался бог. — Да все население этого лучшего из миров!

— Какого конкретно? — осведомилась Машка. — Этого или того?

— Мир

один, — назидательно сказал бог. — Не может быть того или этого мира. Только здесь немножко неубрано.

Как ни странно, при этих словах он покраснел, словно бардак на том свете творился по его личной вине и именно он был ответственным за уборку.

— Вообще-то обычно здесь гораздо лучше, — будто оправдываясь перед Машкой, добавил он. — Если бы я знал, что и после того, как я научил твое сердце предупреждать тебя об опасности, ты будешь так часто погибать, я бы прибрался.

— Ничего-ничего, — сочувственно сказала Машка, — меня не шокирует. У меня в комнате иногда и похуже бывало.

— Это плохо, — серьезно заметил бог. — Вот оттуда твои бесшабашность и неосмотрительность и растут. Куда твоя мать-то смотрит?!

— А черт ее знает, я не спрашивала, — отозвалась Машка. — У нее свои дела, у меня — свои. Нормальная среднестатистическая семья.

— Загадочными словами тут всего не уладишь... — пробормотал мужчина и добавил решительно: — А, кстати, ты способная девочка. Даже не ожидал, что ты научишься видеть скрытое. Всего-то за несколько попыток.

— Какое такое скрытое? — удивилась Машка.

— Если я не ошибаюсь, раньше, умирая, ты видела только меня и маленькую часть реальности мирового отстойника, — сказал он. — Теперь же ты видишь все.

— Точно, — согласилась она. — Так мы в отстойнике? Фу, какая гадость!

— Здесь отстаиваются души и мысли, — пояснил мужчина. — Судя по всему, тебе все-таки нужна магия.

— Конечно! — обрадовалась Машка. — Давно мечтала научиться фаерболы кидать и превращаться... А еще невидимой становиться.

— И магия тебе нужна внешняя, — продолжил он. — Чтобы не давала соваться туда, куда соваться не следует. Если я так часто буду отвлекаться на разбор твоих поступков и возвращение тебя к жизни, мироздание рухнет.

«Точно — бог!» — не особенно вникая в рассуждения собеседника, обрадовалась Машка.

— И, кстати, я вовсе не Херон, как ты полагаешь, — добавил он, дохнул на Машку чем-то дурманным и сладким и принялся невежливо расплываться.

— А кто? — еле ворочая губами, растерянно спросила Машка.

Но уже растворившийся в реальности мужчина ей не ответил.

Голова стала тяжелой, словно наковальня, и, как по наковальне, застучали по ней молотки, выковывая отвратительное и опасное острие боли. Машка провалилась в болезненный, горячечный сон, где смешные оранжевые головастики щекотали хвостами извилины ее мозга. Мозг спазматически сокращался и вновь распухал, и все старался выскочить из черепной коробки, дабы избежать щекотки наглых приставал. Как Машка ухитрялась это видеть, она и сама толком не понимала. Сон был длинным и противным. Глаза болели — видимо, поднялась температура.

— Госпожа! — неожиданно услышала Машка. — Она очнулась! Идите сюда!

Машка напряглась и совершила подвиг, разлепив тяжелые, распухшие веки. Лимонным соком в глаза брызнул яркий солнечный свет. Машка пискнула жалобно — на большее ее не хватило, но писк этот был услышан и на удивление верно интерпретирован.

— Закройте окно! — раздался повелительный голос Айшмы. — Девочке пока вреден солнечный свет.

— Ох, так лучше, — выдавила Машка.

— Я знаю, — отрезала Айшма недружелюбно. — Ты и правда очнулась. Как ты себя чувствуешь?

— Плохо, — призналась Машка.

— А кем ты себя чувствуешь? — продолжила допрос безжалостная экономка.

— В каком смысле? — удивилась Машка.

— Деревом, животным... Может быть, стихией или природным явлением... — объяснила Айшма, внимательно ощупывая Машкину голову и пытливо заглядывая ей в глаза. Полутьма, царящая в домике, не создавала для нее проблем.

— Да нет, вполне человеком, — ответила Машка недоуменно. — Только не совсем здоровым человеком. И пить хочу очень.

— Ну, слава Правилу. — Экономка вздохнула облегченно. — Обошлось. Хорошо, пока можешь отдыхать.

— А что со мной случилось? — осторожно поинтересовалась Машка.

Судя по всему, она заболела, потеряла сознание и бредила. Кажется, Айшма даже сомневалась в ее психическом здоровье, раз задавала такие странные вопросы. Да и вправду все, что Машка помнила после того, как Май вскрыл замок в подземелье, было похоже на бред.

— Эльфы нашли тебя в саду и принесли, — сказала экономка. — Ума не приложу, где ты умудрилась подхватить трупную лихорадку. Ты чуть не лишилась разума. Это очень опасно.

— Догадываюсь. — Машка вздохнула. Значит, эльфы ни словом не обмолвились о визите к Бирюку. Оно и к лучшему.

Вскрикнули истерично, скрипуче, камешки дорожки под ногами. Видимо — специально, потому как земля эльфа не выдаст против его желания, проглотит звук, скроет следы. А то, что это шел кто-то из эльфов, понятно стало сразу: скрипучий звук был ничуть не противнее дверного звонка. Начавшись с нот высоких, визгливых, он почти сразу же пошел на спад, завершившись низким, уютным шуршанием.

— Можно войти? — раздался от двери голос Мая.

— Эльфы... — Айшма поморщилась. — Тебе все-таки стоит общаться с ними поменьше, несмотря на то, что они умеют вести себя прилично, нужно отдать им должное. Влияние мессира сильно изменило их, и они стали похожи на людей. Но все же...

Машка хмыкнула. Помнится, кто-то из эльфов недавно говорил ровно то же самое — человечность заразна — только совсем в другом смысле.

— Входите, — крикнула Айшма, — я уже ухожу!

— Мы принесли тебе хуммуса, — смущенно сказал Май, входя.