Рассекающий пенные гребни
Шрифт:
IV. Горький лед
1
У Сильвера в том году Оська больше не бывал. Однажды собрался было, но навалилась печаль. Представил, как увидит стоящие у камина кроссовки Норика. “Да, Ося, так он и не пришел…”
К тому же, начались осенние будни. Правда, случались еще теплые дни, можно было даже купаться. И пятый “В” по теплу сходил с Яном Яновичем в поход, в пещерный город. Но все равно было уже не лето. И учительская забастовка кончилась, пошли уроки: каждый день по шесть, по семь – догоняли упущенную программу. Школьный народ возмущался, конечно: “Вы бастовали,
О Норике Оська вспоминал часто. И по-прежнему строил горькие догадки.
“А что, если он тогда пришел домой, а тетушка и дядюшка ему: “Почему у тебя штаны зашиты такой дратвой? Где ты был?” А Норик, он ведь, судя по всему, не очень умеет врать. Поотпирался сперва, а потом и выложил, что лазил по Цепи с одним мальчиком… “Что за мальчик?” – “Ну, мы в парке познакомились…” – “Это он подбил тебя заниматься такой смертельной акробатикой? Не смей больше знаться с такой шпаной!”
Однажды во сне к Оське пришла догадка: надо загадать желание – пусть Норик появится опять. А чтобы это сбылось, надо еще раз спуститься к Николе-на-Цепях. Правда они с Нориком обещали Сильверу не делать этого, но во сне запреты не действуют.
И Оська в какой-то новой, незнакомой юнмаринке, зеленой с черным (таких флагов даже и не бывает) сразу оказался на цепи. Ловко, без боязни полез вниз. Мимо летели серые клочки спустившихся с осеннего неба облаков, хлесткий ветер трепал одежду и волосы, но все равно было не страшно, радостно даже…
Но не успел он спуститься и на десяток звеньев, как все изменилось. Пропали облачные клочья, ударил сбоку синий резкий свет, а на обрыве над Оськой возник не то солдат, не то полицейский в какой-то нелепой розовой форме со шнурами, в гусарском кивере. И с тяжелым автоматом. У автомата был тупой толстый ствол – как у старинного пулемета “Максим”.
Лица у солдата не было, просто ровный розовый блин с черными дырочками глаз и рта. Рот шевельнулся,
– Руки вверх, – бесцветно произнес солдат. И навел автомат.
Оська хотел объяснить, что не может выпустить цепь. А солдат расставил розовые сапоги и начал давить на спуск. Оська отчетливо видел похожий на сардельку палец солдата. Выход был один: Оська раскинул руки, толкнулся ступней от контрфорса и полетел вниз (опять же такое бывает лишь во сне). Жуть падения охватила Оську. Но все же он соображал: надо упасть не на камни, а в воду. И ладонями он, как воздушными рулями, пытался направить полет.
Вода ударила по телу тугими подушками. Плотная, гулкая. Обтянула на Оське юнмаринку – материя стала как вторая кожа. Его потянуло в черную глубь. “Вот и все. Тону”. Однако глубина не приняла Оську. Толкнула вверх, где зелень воды просвечивали желтые лучи. И оказалась вода не мутной и мазутной, как у Чернореченского причала. Была она чистая, прозрачная.
Оська вынырнул, отплевался от соли. Солнце вспыхнуло на ресницах. Непонятная сила – будто большая ладонь – выбросила Оську из воды по колени. И понесла вперед. Над пенными гребешками. Они мчались навстречу, иногда вырастали, и Оська разбивал их грудью. Пена ударяла в лицо, Оська смеялся. Было весело и бесстрашно. Оська вдруг понял, что сзади над ним гудят паруса. И тогда он догадался! Вскинул правую руку, и в ней оказался тяжелый сверкающий ключ! Тот, что отопрет все двери, откроет все тайны.
“Теперь-то я точно увижу Норика!”
Оська, отдувая шипучую пену, стал смотреть вперед. Среди гребней маячил кораблик. Возможно, тот пенопластовый клипер Норика,
Такой вот был сон – страшное начало, а конец хороший. С надеждой. И все же утром Оська снова чувствовал тревогу. Тем более, что полоска в глазах не исчезла. Нет, она не маячила все время, но порой возникала перед взором – как проведенная размытой тушью линия. Иногда сплошная, иногда частый пунктир из неясных пятнышек. Бывало, что она раздваивалась – если смотреть как бы мимо нее, вдаль… Что за напасть!
Чаще всего полоска появлялась, когда Оська смотрел на ярко освещенную страницу. Приходилось поворачиваться боком. Темная линия вместе с туловищем отъезжала в сторону и не спешила за взглядом, когда Оська вновь переводил глаза на книгу.
Скоро он приспособился читать, глядя на листы чуть сбоку. И неудобства не испытывал. И про полоску ничего никому не говорил. У мамы и без того хватало проблем. На работе всякие сложности, а главное – отец капитально застрял в Аргентине (“где небо жаркое так сине”… тьфу!). Капитан “Соловьевска”, прилетев на родную землю для выяснения дел, тут же сказался больным. Пароходство назначило капитаном старшего помощника Чалку.
Тоже мне радость – быть командиром арестованного судна! Отец присылал по Интернету сообщения в пароходство: для начальства и для семьи. Связь оплачивало русское консульство, но больше ничего оно сделать не могло. Из сообщений следовало, что выбраться домой пока никак не удастся. Капитан обязан отвечать за судно и за людей, заботиться о пропитании экипажа и следить, чтобы аргентинские власти не творили произвола. И тянуться это будет до тех пор, пока пароходство не расплатится с долгами “Соловьевска”.
А пароходство не спешило.
Мама однажды сказала в сердцах:
– Ну а чем там не жизнь? Заморский город, вечное лето, красавицы-креолки… Да шучу, шучу! Тоже мне, еще один капитан Чалка. Копия… – Это потому, что Оська буквально проткнул мать возмущенным взглядом. Как можно такое про папу?!
Конечно, она ничего такого всерьез и не думала. Вместе с другими женами моряков несколько раз ходила к директору пароходства: когда же он позаботится о “Соловьевске” и его экипаже? И облепленный адмиральскими шевронами директор клялся, что позаботится в самое ближайшее время… как только появятся деньги.
В общем, весь октябрь дома у Оськи было пасмурное настроение. У Анаконды вскочил на шее очередной чирей, и она приписала его Оськиным проискам. Оська злорадно подтвердил. Анаконда завопила:
– Тогда расколдовывай немедленно!
– Чирей, чирей, ты созрей, чтобы лопнуть поскорей!
– Когда это “поскорей”?
– Послезавтра.
– Мне надо сегодня!
– Чудовище! Это же закон природы, против него колдовать бесполезно.
– Я скажу маме…
С Эдиком у Оськи тоже что-то не клеилось. Тот был старше на восемь месяцев. В ноябре, к своим двенадцати годам, он получил от отца компьютер и торчал перед ним часами. Оська, конечно, тоже торчал в первые дни. Эдька великодушно уступал другу место за клавиатурой. А были и такие игры, где можно вдвоем. Но скоро Оське это приелось. Игры какие-то все про одно: прорваться через лабиринт, убить монстра (так, что красные брызги во весь экран), перепрыгнуть через пропасть, запастись оружием, опять кого-нибудь расстрелять… Выберешься на новый уровень, а там снова – прорвись, убей, перескочи…