Рассекреченное королевство. Власть
Шрифт:
– А чары, что ты наложила на нас? Ты создала их так быстро. – Черты Альбы в окружающей мягкой тьме были не слишком хорошо различимы, но говорила она терпеливо, словно многоопытный учитель. – Мне не доводилось читать ничего о проклятиях или чарах, накладываемых на человека.
– Магия серафцев на такое способна.
– При помощи музыки, – возразила Альба. – Но ты не использовала музыку. Как и нить и иглу. Да и на глиняных табличках не писала.
– Ты прекрасно знаешь, что мне это не нужно, – огрызнулась я. – Однако необходимо нечто, куда я могу вплести чары. Сейчас они в твоем
К нашим плечам, словно тонкие ворсинки, прилипла выцветшая золотистая дымка, что вот-вот ускользнет обратно в эфир.
– В таком случае, – осторожно начала Альба, – у нас появляются новые возможности. Жаль, я не подумала об этом раньше. Ты можешь развить свои способности полностью. – Она помедлила, ожидая продолжения объяснений, но я промолчала. Альба вздохнула и снова заговорила: – Если для создания чар или проклятий тебе не нужно ничего, зачем вообще необходимо средство их передачи?
– Если их ни за что не зацепить, они тают сразу, как только рождаются. – Тут я вспомнила кое-что еще: – Свет или тьма стремятся вернуться к своему истоку, что бы это ни значило. Как серафские чары. Они действуют, только пока чародей вплетает магию в музыку.
– Но ты умеешь накладывать их напрямую, и притом очень быстро. Чары проклятий! Потрясающе. Возможно, они смогут противостоять серафской магии. – Похоже, перспективы Альбе пришлись по душе. – А раньше ты пробовала накладывать проклятия?
Я прикусила губу. Как-то я зачаровала воду в вазе, отчего цветы быстро погибли, а вода протухла, но такое случилось лишь раз.
– Не на людей, – покачала я головой.
Возможно, неправильно было хранить секреты от Альбы – моей союзницы, но следовало помнить, что у нее имелись собственные мотивы.
– До нынешней ночи.
– И, как я уже сказала, это была плохая идея.
Я не имела ни малейшего понятия, плавает ли до сих пор тот стражник в облаке рукотворного тумана. Вряд ли… Мои чары были небрежными, направленными на то, чтобы избавиться от проклятия, а не наложить его на человека. Поэтому мне казалось, они уже должны были исчезнуть. Но каковы будут последствия? Когда я только начинала пробовать создавать темные чары, я все время чувствовала себя больной. Меня терзал стыд за то, что я сотворила с бедным дозорным, который теперь, наверное, мучается чем-то вроде похмелья.
– Может, так, а может, и нет. Препятствие-то они нам все же помогли устранить… – Альба повозилась и прислонилась спиной к ящикам. – Лучше попытаться поспать хоть немного. Скоро отплытие.
10
Экипаж полез проверять груз лишь к полудню и обнаружил нас. Эрдвин, видимо, был знаком с контрабандой не только взрывоопасных грузов, но и человеческих, причем не понаслышке. Он снабдил нас несколькими кувшинами затхлой воды, большой упаковкой черствых галет и ведром. К тому времени, когда яркое солнце начало пробиваться сквозь щели трюма, я уже была благодарна за все вышеперечисленное.
Альба спокойно улыбнулась заглянувшему к нам помощнику капитана и молитвенно сложила ладони, словно квайстетская статуя.
Старпом громко выругался, но Альба невозмутимо объяснила ему, как мы здесь оказались. Но только заслышав о деньгах, он позволил нам подняться на палубу.
– А они знают о порохе? – спросила я.
– Скорее всего, да, хотя остальные члены экипажа, может, и нет. – Альба с усмешкой смотрела, как старпом снова нырнул в потайной трюм. Она бесшумно отошла к фальшборту и устремила взгляд к серому пятну вдалеке – кольцу внешних островов Фена.
Я устала от путешествий на кораблях. От дальних переходов, от бескрайних океанских просторов, бодрящего ветра и запаха соли. Все эти странствия означали впустую потраченное время, когда я могла бы помогать реформаторам, к тому же не имелось ни малейшего шанса получить весточку от Теодора. В чернильно-синих северных водах мили и дни тоскливо тянулись.
Я могла бы попрактиковаться в чарах, но мне и это опостылело. Случившееся на улице Рильке свидетельствовало, что у меня есть потенциал для развития, однако я была еще не готова приступить к занятиям. В итоге, когда мы покинули Фен, я перестала колдовать. Поверхностные чары на боевое снаряжение я могла бы наложить в лагере в Хейзелуайте, большая часть груза уже находилась в пути.
Поэтому я просто отдыхала. Не обращая внимания на просоленный туман и кусачий холод, я поставила небольшой бочонок в укромном уголке палубы и сидела там, наблюдая за бегущими впереди волнами и борющимися с ветром морскими птицами. Часто я брала работу: нужно было починить прорехи в шерстяной юбке, ведь из смены одежды у меня при себе были только пара юбок и жакет. Отыскав в трюме отрез льна, я его присвоила, рассудив, что он предназначался для армии реформаторов, а я – ее солдат. Из этого льна я сшила нижнюю сорочку. Втыкала иголку в ткань и делала длинные стежки, подгибая необработанные края и аккуратно подрубая их, чтобы не истрепались. Чары не накладывала, хотя это было бы умно. Однообразный труд успокаивал меня, и я шила, пока не замерзали руки и пальцы не коченели от холода.
Каждый день команда судна видела, как я провожу часы за шитьем. Наконец один из матросов, в темно-синей куртке с аккуратными красными заплатками, подошел ко мне с куском рваной парусины и толстой иглой. Оценив повреждения, я принялась за работу – скорее всего, безвозмездную. Матрос уселся рядом и взялся за разрыв на другом конце.
Я словно оказалась в своем ателье – только на палубе корабля с оборванцем-матросом и держа в руках истрепанный парус вместо шелка. Однако у меня возникло ощущение, что все идет правильно.
Впрочем, это быстро закончилось: приятель моего помощника что-то громко крикнул по-фениански, матрос сразу бросил свой конец паруса, будто тот его обжег, и умчался к снастям, что лежали позади нас. Я подняла ткань и аккуратно вонзила туда его иглу: он вернется и сможет продолжить, закончив свои срочные дела. Тут я заметила, что вся команда, а не только мой добровольный помощник, поднята по тревоге, и завязала узел и со своей стороны паруса.
Альба бросилась к капитану, но тот оттолкнул ее и лишь потом вспомнил, как подобает себя вести со старшей сестрой ордена Золотой Сферы. Он резко пролаял короткое объяснение. Альба поджала губы.