Рассеянная масса

Айзенберг Михаил

* * *

Дорогая, будь добра —на отдельной запиши бумажке:наволочка, свитера,нижние и верхние рубашки.Скучен этот перечень ничей.Вещи, пересчитанные дваждыили трижды. Несколько вещей.Важно то, куда их передашь ты.

* * *

В этот темнеющий годдаже надежды темны.Первая если придетпомощь – с какой стороны?За горизонтом орда.Хор в ожиданьи затих.Небо, земля и водаждут миротворцев своих.Тянется слой тишиныкак запоздавшая весть:с

той и с другой сторонынаши сторонники есть.Ветер впервые за нас.И по воздушным волнамоблачный дальний запасмедленно движется к нам.Туча меняет наклон.Ястреб заводит крыло.Первый лесной эшелонв гору идет тяжело.

* * *

Славный сезонный строитель —таджик, белорус,прежний хозяин, теперь арендатор союза,сделай мне дом из соснового крепкого бруса.На недоступную гору, высокую кронудом подними, но чтоб выдержал строганный брусветер и снег,и пожизненную оборону.

* * *

Так ночь зарницами бледнаи молния близка,что тьма кромешная виднадо каждого листка.Несется свет из черных рам,а гром не говорит.Мгновенный вывешен экран,он фосфором горит.Горит, но запись не ясна,и скоропись быстра.Мысль понимает, что онане молнии сестра.Той быстроте преграды нет.И прямо, без преградв ослепший мозг заходит свет,что зрению не брат.

* * *

Но засыпая среди мотыльков,переворачиваясь во тьме,к сердцу прижатый с обоих боков,силой удерживаешь в умевспышку, зарницу, бегущую прочь.И, отогнав темноту,мысль превращается в белую ночь —первую в этом году.

* * *

Узловая за разводами дождянеобъявленная станция к утрузакачается, плечами поводя.Вот плечистая – на каждом по ведру.Собираются за водным рубежоми накатят, нарисуются из мглыне оточенным простым карандашом,мягким ластиком смягченные углы.И сознанье заплывает в рукава.Заплывает как намокшая трава,засыпающая серая плотва.

Кудама

Земля-чернобурка зарылась в снегу.На ветках шары, на дорогах сугробы.И кто-то из леса, из самой чащобыкрадется за нами, а сам ни гу-гу.Все ближе подходит цепочкой следов,в безветрии веток движеньями быстрыми.Над ним обесточенных сеть проводови липкого снега бесшумные выстрелы.

* * *

Длинные, длинные берегаСосен их розова сединаОзеро с трещиной посрединеДымные солнечные столбыЕсли б все помнили, да кабытак бы не наследили

* * *

Мхи серебряные хрупки,и откуда принеслисерой, крапчатой землиисполинские скорлупкив прохудившемся гнездечайки, вороны, голубкии сороки на хвосте?

Пейзаж

Вот и губерния снова пошла писать,острой косой легкую тень срезатьпо своему почину.Пишет во всю лощинуи простофилей зовет молодчину.Славная! Не подведи, губерния —чище, плотней пиши,перышком не спеши,тише да правомернеебуковками пляши.

* * *

Мирных жители краевпересчитывают вслухлетом черных муравьев,а зимою белых мух.Синеват еще Париж?Сероват еще Брюссель?Мировая карусельзавертелась, говоришь?Так и выгонит циклонк незначительным друзьям —к белым мухам на поклонили к черным муравьям.

* * *

Не пора ли? Не пора.Я о тех, чья жизнь глухаяи недолгая – мокра.Тянется, не просыхая,между слизнями, червями.Общество живущих в ямепо земле, между корнямипробирается, скользя.Это низший, нищий орден.Но вступить в него нельзя,потому что все испортим.

3

* * *

Что скребется? Кто стучится?Дни и ночи напролетне умеет отлучиться.Кто там в черепе живет?Мы не знали, что живыетам запаяны часы —ходики сторожевыеприграничной полосы.Сколько времени? Как будтоостается полчасаи еще одна минута.Вьется в черепе оса.Отогнать ее не в силах,я живу себе назло.В гнездах прячется осиныхтолько старое тепло.Тонкий пепел слой за слоемоседает на кости.Мы слова губами ловим.Память бедная, прости!

* * *

Кажется, оба своих полушариялюди устали стеречь.Топот и цокот, да конское ржание —вот тебе новая речь.К нам из окраины речь незнакомаякатится в звоне подков.Вроде как спешилась первая коннаяармия всех языков.Кто-то любимого города хватится —на площадях ипподром.Топот, когда он до неба докатится,то обращается в гром.И среди сора да конского волоса,туго набившего слух,что это шум возвышает до голоса —крика в руках повитух?

* * *

Не гора, где жило столько,что сама земля телесна,не курганная надстройка.Что здесь будет, неизвестно.Не печальные изъянызасыпающего мозга.Не одни рубцы да ямы.Есть несжатая полоска!Не случайность, а возможностьмежду признаков бескостных,что теряет осторожностьи цепляется за воздух.

1953

На портретах двойной упырь.Острый запах – карбид и сера.Воздух серый от стертых в пыльпоколений. Пыль еще не осела.Как она провоняла всята держава. Карбидом и «беломором»мертвый дух как будто берут измором.Мне пять лет, мне еще нельзя.Я не знаю, куда расти.Мой состав приготовлен, – то естьпод парами стоит, готовясьнас до места не довезти.

* * *

А кто случайно снегом не засыпан,ледовой не затянут полыньей,оправданы позорным плебисцитом,в себя народной приняты семьей.Пока живут, себя перемеряя, —перемножая и опять деля,под ноги правда катится сырая,как свежая могильная земля.Как будто больше нет суда над нами,или глаза не поднимаем мы.Шатаются разносчики чумыиз дома в дом, между двумя домами.