Расшифрованный код Ледового человека: От кого мы произошли, или Семь дочерей Евы
Шрифт:
Такой триумфальный результат, однако, не удалось повторить в случае с мужчиной, предполагаемым царем. Полного совпадения последовательностей у него и князя Трубецкого не было. ДНК князя имела последовательность 126, 169, 294, 296, в то время как у предполагаемого царя были отклонения от эталона только по позициям 126, 294 и 296 — последовательность очень похожая, но не идентичная! Это было ударом для всех. Столько неоспоримых фактов, казалось, свидетельствовало о принадлежности найденных тел семье Романовых, имелось, наконец, полное совпадение, полученное при анализе генетического материала останков женских скелетов и герцога Эдинбургского. Однако, решившись на проведение генетического анализа, невозможно потом отмахнуться от его результата. Близкое сходство не есть совпадение. А если материнская цепочка, ведущая через шесть поколений к князю Трубецкому, не была нарушена, то совпадение должно было быть полным.
Существовала ли вероятность того, что князь в действительности не приходился родственником царской семье, вопреки записи в родословной? В этом случае, где-то на линии от Луизы Гессе-Кассельской к царю и далее, к Трубецкому, должен был иметься разрыв. Это означало,
Однако невозможно было отвернуться от факта, что последовательности митохондриальной ДНК у Трубецкого и тела мужчины из раскопок не совпадали полностью, они все же были очень схожи. Такое близкое попадание навело на следующую мысль. У них совпадали три мутации в позициях 126, 294 и 296, у Трубецкого имелась и четвертая, в позиции 169. Не могло ли случиться, что при считывании последовательности ДНК у предполагаемого царя была допущена ошибка? Всей группой мы вернулись к исходной записи, выданной аппаратом, расшифровывающим последовательности, и принялись внимательно всматриваться в показания по позиции 169 в образце «Царь». Сама запись выглядит как четыре местами перекрывающиеся и пересекающие друг друга линии разных цветов, которые представляли показания четырех каналов, каждый из которых определял наличие одного из четырех оснований: красный цвет соответствовал Т, черный — Г, синий — Ц, а зеленый — А. У Трубецкого след в позиции 169 выдавал явственный красный пик, соответствующий Т (мутация), а след в пробе «Царя» в той позиции выглядел как небольшой синий пик Ц, точно такой же, как в эталонном образце. Однако, присмотревшись, можно было различить, что под синим пиком проглядывает слабый всплеск красного цвета. Не может ли это означать, что ДНК «Царя» представляет собой смесь двух разных митохондриальных ДНК: одной, основной, с последовательностью 126, 294, 296, и другой, представленной в гораздо меньшем количестве, с той же последовательностью, плюс мутация в позиции 169? Выяснить это можно было только одним способом — клонировать образец.
Клонирование — это единственный способ разделить разные молекулы ДНК, если они перемешаны. Если описать это в двух словах, то для этого приходится хитростью заставить бактерии принять одну молекулу ДНК и начать копировать ее, словно свою собственную. Введение ДНК в бактериальные клетки отличается очень низкой эффективностью; оно увенчивается успехом лишь в одном случае на миллион. И все же, если хоть дюжина бактерий позволит себя убедить принять чужую ДНК, о них можно позаботиться получше, предоставить им все условия для размножения, и тогда в чашке Петри разрастутся колонии бактерий с дополнительной ДНК. После этого остается обработать их, извлечь ДНК и определить последовательность. В пределах одной колонии все молекулы ДНК будут копиями исходной молекулы, которую «усыновила» бактерия. Если же исходных молекул две, то в части колоний обнаружится одна из них, а в другой — вторая. Специалистам удалось получить двадцать восемь клонов, содержащих митохондриальную ДНК из пробы «Царя». Когда каждый клон исследовали в отдельности, определив последовательность ДНК, обнаружилось, что в двадцати одном случае последовательность содержала только мутации 126, 294, 296, без мутации по позиции 169. Однако ДНК в семи клонах содержала еще и мутацию в 169-м пункте, а это делало последовательность в точности идентичной пробе князя Трубецкого.
Исследователи столкнулись здесь с крайне редким случаем, с новой, еще не устоявшейся полностью мутацией — это позиция 169, которая еще находится, так сказать, на распутье. Такое состояние, его научное название гетероплазмия, крайне редко наблюдалось ранее, и о нем почти ничего не было известно. Из последующих глав вы узнаете, что с тех пор явление гетероплазмии удалось изучить гораздо лучше, а вот в 1994 году, когда мы опубликовали статью о Романовых, это было чем-то совершенно новым. Именно это, однако, помогло продвинуть исследование, объяснив несовпадение. Нам удалось получить свидетельства, доказывающие связь между найденными под Екатеринбургом останками и живущим родственником российского императора Николая Второго.
Совпадение последовательности митохондриальной ДНК было, несомненно, прекрасным доводом в поддержку версии о том, что кости из екатеринбургского захоронения являются останками Романовых. Но можно ли считать это окончательным доказательством? Доказательство никогда не может быть абсолютным. Оно всегда относительно. В случае с Романовыми степень уверенности можно было выразить в математической форме, показав, какова вероятность подобного совпадения митохондриальной последовательности, скажем, в среднем по Европе. В те дни, когда наши исследования только начинались, было трудно сказать, высока ли вероятность подобного совпадения. Сейчас-то мы располагаем куда большим числом образцов для сравнения, и нам точно известно, что последовательность ДНК герцога Эдинбургского (111, 357) встречается крайне редко: второй такой мы не нашли, протестировав больше шести тысяч европейцев. Поскольку больше мы не встречали такой последовательности, то не можем математически точно определить частоту, с которой она встречается, но в любом случае этот показатель вряд ли будет превышать одну тысячную. Это означает, что есть всего один шанс из тысячи, что последовательность митохондриальной ДНК у взятого наугад европейца окажется точно такой же, как у герцога Эдинбургского. Последовательность князя Трубецкого (126, 169, 294, 296) тоже очень редка и также не попалась ни в одной из шести тысяч проб, взятых у современных европейцев. А вот последовательность царя (126, 294, 296) встречается у современных жителей Европы куда чаще, примерно в одном случае из ста. Так что еще оставалась лазейка, хотя и очень узкая, для предположения, что останки взрослого мужчины в захоронении принадлежат не царю, а какому-то другому человеку.
Хотя совпадения, полученные при анализе ДНК, сами по себе представляли доказательство очень высокой степени достоверности. Добавьте к этому все обстоятельства, тот факт, что в пределах одного захоронения имели место два столь точных совпадения генетических данных, и то, что оба они относились к родителям троих детей. Насколько все это влияет на результат? Все это действительно очень увеличивает возможность того, что останки действительно принадлежат Романовым. Вероятность такого события, то есть случайного совпадения обеихпоследовательностей митохондриальных ДНК, можно подсчитать математически. Это одна тысячная, умноженная на одну сотую, что в результате дает исчезающе малую величину — вероятность случайного совпадения равна одной стотысячной. Если же вспомнить обо всех сопутствующих обстоятельствах, о раскрытых фактах, которые и привели к открытию захоронения, о наличии пулевых ранений, то вероятность приблизится к стопроцентной. Подлинность останков царской семьи можно было считать неопровержимо доказанной.
Но оставалась еще одна тайна. Были найдены тела только пяти членов семьи Романовых — двоих взрослых и трех дочерей. Формально это давало основания вновь поставить под сомнение достоверность полученных результатов. Но, с другой стороны, перекликалось с упорными слухами о том, что младшим членам семьи удалось избежать расправы. Вскоре после того, как советская власть объявила лишь о расстреле царя, а об остальных членах семьи сообщалось, что они якобы переправлены в безопасное место, начали появляться многочисленные, совершенно явные самозванцы. В какой-то момент буквально в каждом сибирском городе, занятом в те годы белыми, было по своей «великой княжне» и по «царевичу». Фальсификации по большей части были грубыми, но некоторым претендентам удавалось быть достаточно убедительными.
Матушка царя, вдовствующая императрица Мария Федоровна, находясь в изгнании в Копенгагене, сделала больше, чем кто-либо другой, для поддержания мифа о том, что ее семья не погибла полностью. До самой своей смерти в 1928 году она отказывалась верить, что пережила детей и внуков. На протяжении последнего десятилетия жизни ей приходилось встречаться с множеством претендентов на роль ее внуков. Одной из самых убедительных претенденток была женщина, получившая известность как Анна Андерсон. Все началось с того, что молодая женщина бросилась с моста в канал Ландвер в Берлине в феврале 1919 года, спустя семь месяцев после екатеринбургской расправы. Девушку спасли, но она решительно отказывалась назвать себя и была доставлена в психиатрическую лечебницу как фрейлейн Унбеканнт, то есть Неизвестная. Одна из ее товарок по больнице, Клара Пойтерт, узнав из газет о трагедии в России, пришла к твердому убеждению, что замкнутая необщительная пациентка — не кто иная, как русская царевна Татьяна, вторая из четырех дочерей царя. Выйдя из больницы, Клара отстаивала версию о фрейлейн Унбеканнт в среде русских белоэмигрантов в Берлине. С их помощью ей удалось организовать приезд к бывшей фрейлейн Татьяне, баронессы Буксгевден. Это было первое в череде неудачных опознаний, попыток установить настоящую личность Неизвестной, через которые ей приходилось проходить на протяжении всей оставшейся жизни. На этот раз фрейлейн Унбеканнт спряталась в постели. Решительная баронесса сдернула простыни и стащила девушку на пол. Это ни в коем случае не может быть Татьяна, воскликнула баронесса. Неизвестная была намного меньше ростом. В ответ на это безапелляционное заявление баронессы Неизвестная лишь ответила, что она и не называла себя Татьяной, которая в действительности была самой высокой из царских дочерей. По своему росту — всего пять футов два дюйма, Неизвестная скорее могла быть Анастасией. Именно это она и утверждала в конце жизни, объясняя, что взяла имя Анна как краткую форму от Анастасии. Фамилия Андерсон появилась много позже, она назвалась так, чтобы сбить со следа журналистов в Нью-Йорке, осаждавших ее в гостинице Лонг-Айленда.
Жалкая жизнь Анны Андерсон, проходившая в больницах и домах тех, кто пытался ей помочь, закончилась в 1984 году близ Шарлоттвилля, штат Вирджиния. Если это и на самом деле была Анастасия, ей было бы восемьдесят три года. На протяжении долгих лет ее постоянно втягивали в бесконечные суды и разбирательства между ее сторонниками и теми, кто пытался опровергнуть ее притязания. Ее оппонентов обвиняли в том, что они заинтересованы в смерти всех членов царской семьи, так как стремятся завладеть деньгами с банковских счетов Романовых. Сторонников тоже обвиняли в намерении незаконно присвоить эти сокровища. На всем протяжении конфликтов и противоборства сама Анна Андерсон никогда не была слишком настойчива в своих притязаниях. Порой ей предоставлялась возможность произвести благоприятное впечатление на родственников царя, согласившихся на встречу с ней, но всякий раз она делалась молчалива, угрюма, отказывалась отвечать на вопросы, а часто просто закрывалась у себя комнате. Хотя такое поведение окончательно дискредитировало Анну в глазах ее очернителей, интерес прессы к ней не затухал, подогреваемый уверениями ее сторонников, а главное — ее глубокой убежденностью в том, что она — великая княжна Анастасия. До конца ее жизни никому так и не удалось ни доказать это, ни опровергнуть, и она отошла в мир, окутанная тайной. К счастью для нее, скончалась она прежде, чем генетики успели обратить в ее сторону свой холодный взгляд. В противном случае, проживи она еще несколько лет (здравствует же ее сверстница Елизавета, королева-мать, благополучно разменяв вторую сотню лет), ее жизнь, построенную на обмане, могли безжалостно пустить под откос.