Расшифрованный код Ледового человека: От кого мы произошли, или Семь дочерей Евы
Шрифт:
Лодки-катамараны с хорошим запасом пищи и пресной воды отправлялись в путь против господствующего ветра. Может показаться, что это было непосильным трудом, зато обеспечивало безопасную дорогу домой, куда мореходы могли вернуться после разведки, ориентируясь по звездам и уже при попутном ветре. Это было относительно несложно — путешествовать вдоль географической широты, так, чтобы каждую ночь восходящая или заходящая звезда находилась в одном и том же положении относительно лодки. Когда же подходило время возвращения домой, было намного проще, повернувшись на сто восемьдесят градусов, плыть под парусом, наполненным попутным ветром, ориентируясь по тем же звездам (просто в теории), на практике же чревато многочисленными опасностями. Ничего не стоило на обратном пути промахнуться, проплыв мимо родного острова, особенно если проходить мимо него приходилось ночью или в шторм. Неизбежны были и человеческие потери.
Еще более примечательно то, какими приметами пользовались полинезийцы, чтобы определить, есть ли впереди суша. Облака, формировавшиеся над высокими
Я описал, какпришли на острова полинезийцы. Это не отвечает на вопрос: почему!Что подвигло их на эти выдающиеся подвиги — остается для нас тайной. Их не могли гнать вперед экономические сложности, возникающие в результате перенаселения. Острова, лежащие в Тихом океане, по большей части просторны и плодородны, даже в наши дни плотность населения на них невысока. Может быть, их гнало вперед непреодолимое стремление к познанию неизвестного и нового. Они наверняка совершали плавания через Пацифику к берегам Южной Америки. Нам известно об этом потому, что сладкий картофель кумарудо сих пор культивируют по всей Полинезии. То, что родина сладкого картофеля — Анды, не подлежит обсуждению, следовательно, факт свидетельствует о наличии хоть каких-то контактов между исконными жителями Южной Америки и полинезийцами. Генетика отметает версию Тура Хейердала, по которой сладкий картофель был принесен на острова Тихого океана народом, который, как он предполагал, изначально жил в Южной Америке и заселил Полинезию: мы уже доказали с абсолютной достоверностью, что заселение Тихоокеанского региона продвигалось в противоположном направлении. Для того чтобы сладкий картофель попал на острова из Южной Америки, полинезийцы должны были проложить путь через весь Тихий океан. Но они не оставили в Америке заметного генетического следа. Насколько мне известно, там ни разу не было обнаружено ни единого образца полинезийской митохондриальной ДНК. Однако я, в конце концов, «поймал» две митохондриальные последовательности с Таити (Французская Полинезия), которые совпали с опубликованными последовательностями из Чили. Мне нравится предположение, что это совпадение — отдаленная память о женщинах, бросивших родину, Южную Америку, и вместе с полинезийцами отправившихся в долгий путь через Тихий океан, но доказать этого я не могу.
Полинезийцы открыли и заселили Аотеароа, «землю длинного белого облака», которую мы знаем под именем Новая Зеландия. Генетические исследования твердо подтверждают это: маори, живущие на Аотеароа, обладают в точности такой же последовательностью митохондриальной ДНК, что и жители Полинезии. Это полностью согласуется с древними устными преданиями маори, которые рассказывают о восьми или десяти лодках-катамаранах, отправившихся откуда-то из Центральной Полинезии, возможно, даже с Раротонга, и после долгого путешествия достигших Аотеароа. Они обрели странную, но плодородную страну, в которой не было людей, но было множество удивительных, не виданных ими прежде живых существ, в том числе громадных нелетающих птиц моа, родственников страуса (моа были истреблены в результате хищнической охоты).
Дорога на юг была такой долгой, что у его участников вряд ли оставались реальные надежды на возвращение, даже если бы они и не открыли новую землю. Путешествовать к Аотеароа было не в пример более сложным и опасным делом, чем плыть по географической широте, зная, что, если никакая земля не встретится впереди, стоит только начать двигаться по той же прямой в противоположном направлении, и вскоре на горизонте покажется родной остров. Путь на Аотеароа пролегал перпендикулярно широтам и намного южнее надежных и знакомых ветров, в ту часть океана, где ветры были куда менее предсказуемыми. Это был уже совершенно иной уровень освоения морского пространства и такой уровень зрелости и отваги, что я уверен: полинезийцам было под силу достичь и берегов Австралии, настолько совершенным и отточенным было их мореходное искусство (иначе его не назовешь). Но если полинезийцы высаживались там, то они не оставили никаких следов своего пребывания. Возможно, они не считали достойным поселяться на уже занятых другим народом землях. Я задаю себе вопрос: продолжили ли они путь на юг от Австралии и затем через весь Индийский океан к Мадагаскару? Он был тогда необитаем, а сейчас, по крайней мере, частично заселен народом, говорящим на сходном языке. Могли они справиться с этим? Я уверен, что могли. Совершили ли они это в действительности? Когда-нибудь гены ответят на этот вопрос.
Я даже сейчас чувствую волнение, вспоминая о работе в Полинезии. Я случайно оказался на островке посреди Тихого океана, любовался тем, как пенятся, разбиваясь о рифы, его волны, и был охвачен жгучим желанием получить ответ на один вопрос. Мне страшно захотелось узнать, откуда же происходят полинезийцы. Начавшееся расследование было порождено чистым любопытством, а спустя три года с небольшим был получен ответ на мучившую меня загадку — ответ ясный и безоговорочный. Любуясь тем, как решительно митохондриальная ДНК разобралась с проблемой происхождения полинезийцев, я понял, что она, без сомнения, способна решать даже более запутанные вопросы и при этом гораздо ближе к моему родному дому.
Глава VIII
ПЕРВЫЕ ЕВРОПЕЙЦЫ
Археологические раскопки в Боксгрове (возле Чичестера) в английском графстве Сассекс продолжались десять лет и были результативными, хотя и неэффективными. Сейчас в Боксгрове карьер, а полмиллиона лет назад здесь была прибрежная равнина, узкая полоска между меловыми утесами и открытым морем. Песок и гравий, которые здесь добывают, были намыты наводнениями, происходившими от бурного таяния льдов в эпоху потепления, сменившую поздний ледниковый период. Много позже в Боксгрове появились кремневые орудия и кости животных с отметинами, свидетельствующими о том, что туши были разделаны острыми, как бритва, каменными ножами. Если хотите составить представление о том, насколько остры они были, попробуйте отколоть слой от большого куска кремня. Им можно достаточно чисто побриться. Обработанные камни и кости являются убедительным доказательством деятельности человека, но там не было никаких следов самого человека. «Английское наследие» — правительственная организация, которая финансировала проведение раскопок, уже дала понять, что продолжение экспедиции оплачивать не собирается. В начале ноября 1993 года, буквально за несколько недель до полного свертывания раскопок, археологи разметили последнюю траншею, и Роджер Педерсен приступил к работе.
Роджер, один из множества энтузиастов-добровольцев, без которых немыслима ни одна археологическая экспедиция, своей лопаткой начал углублять траншею. Через две недели он добрался до слоя песка, регистрируя местонахождение каждого объекта, встреченного им. Кропотливая работа продвигалась медленно, холод, ветер и дождь не делали ее приятнее и проще. Так обстояло дело, когда после обеда в пятницу 13 ноября 1993 года он обнаружил кость — большеберцовую кость очень древнего человека. Роджер нашел фрагмент Боксгровского человека. Своим энтузиазмом он спас раскопки.
Вскоре после этого кость попала ко мне, и хотя я не эксперт, даже я заметил, насколько толстыми были ее стенки, защищавшие костный мозг, по сравнению с современными костями. Перед нами была большеберцовая кость массивного, плотно сбитого человека. Но была ли она костью нашего предка? Этот простой и прямой вопрос бьет в самую суть противоречий относительно происхождения человека по простой причине: хотя у каждого ныне живущего человека (а также, в данном контексте, у каждого зверя и птицы) на Земле были предки, это вовсе не означает, что у каждого найденного ископаемого существа обязательно имеются современные нам потомки. Боксгровский человек мог оказаться предком наших современников — людей двадцать первого века, но мог, с равным успехом, принадлежать к другому, ныне вымершему виду.
Точно такие же неясности и споры возникают вокруг любых ископаемых останков древних людей. В Европе, в Азии и особенно в Африке есть множество мест, где нетрудно распознать знаки пребывания древнего человека. Чаще всего это остатки орудий, сделанных из обработанного камня, как правило, сохранившиеся в прекрасном состоянии. Кое-где находят, как в Боксгрове, кости животных со следами ножей, срезавших мясо. Значительно реже удается обнаружить настоящие кости человека. Эти неправдоподобно редкие и потому знаменитые образцы на протяжении десятилетий изучают и всесторонне обсуждают палеонтологи. Их названия — Homo habilis, Homo erectus, Homo heidelbergensis, Homo neanderthalensis— отражают бесконечные попытки расклассифицировать их и отнести к разным видам. Однако это деление на виды базируется на анатомических особенностях сохранившихся скелетов, главным образом черепов, а не на биологическом представлении о разных, генетически изолированных видах, не способных скрещиваться друг с другом. Такая классификация является условной, она может быть удобна в работе, но не имеет никакого эволюционного смысла и значения. Абсолютно невозможно, основываясь единственно на форме костей, пытаться ответить на вопрос о том, были ли способны люди (в данном случае я употребляю этот термин в широком смысле, относя его ко всем представителям рода Homo),обитавшие в разных частях мира, скрещиваться между собой и давать потомство. Если такая возможность была, она открывала путь обмену генами и распространению возникающих мутаций, а это вело к формированию общего генофонда. Но если однажды случилось так, что разные типы человека не смогли иметь общих, способных к размножению детей, они тем самым лишались возможности обмениваться генами. Они превращались в два разных биологическихвида с изолированными генофондами. Их эволюционные дороги неизбежно и необратимо расходились в разные стороны. Представим, что позднее этим двум (или более) видам пришлось вступить в конфликт, скажем, из-за жизненного пространства или пищи. В этом случае, если только они не договорятся, одному из видов предстояло быть вытесненным, исчезнуть с лица Земли.