Рассказ, начинающийся и заканчивающийся щелчком дверного замка
Шрифт:
Асфальт под колесами был измазан широкими полосами выпавшего вчера снега. Кое-где чернота полотна пробивалась из-под белил, где-то сажа замазывала цинк. Почти без перехода: мазок белого, мазок черного. И мышьяк дорожной разметки.
Картина импрессиониста. Ей тотчас вспомнился "Дождь в Париже" Камилля Писарро. Может быть, оттуда, с чистых небес, бесконечные мазки и пятна дороги и в самом деле сливались во что-то большее, чем чередование асфальта со снегом?
Может быть. Она остановила машину. Или это машина остановилась сама? Никогда нельзя быть уверенной
Парковка была почти полной, но ее машина все равно встала поодаль от остальных. Девушка вышла. Писк машины, вставшей на сигнализацию, как жалобный голос оставленного у порога пса, не надеющегося на снисхождение и потому готовящего себя к неизбежной тоске и к радости новой встречи.
Казино, ночной клуб, стриптиз: в угловатом двухэтажном здании поодаль от жилых домов всего понемногу. И море огней над входом - ослепительно ярких, искрящихся, переливающихся. Зазывающих. Она поддалась этому зову.
Охранник у входа, замерзший, по-медвежьи переминающийся с ноги на ногу; она сочла необходимым поздравить его. Глаза, одни глаза только потеплели, улыбка с трудом раздвинула заледеневшие губы. Он открыл дверь, пальцы, потянувшие ручку, были в дешевых нитяных перчатках. Почему-то она задержала на них взгляд.
Теплая волна колыхнулась в ее сторону, и она вошла.
Здесь она не бывала ни разу, Сергей проигрывал ее деньги за ломберными столиками в одиночестве. С наличными в последнее время у него было туго. А он все же завсегдатай.
Первый этаж занимали игровые столы: ночь в самом разгаре и свободных мест не было. Шумные толпы плещутся у зеленых столов, шуршат банкнотами и стучат фишками. Сдержанные и нервически взволнованные разговоры, придыхания и чертыхания. Она повернулась и направилась на второй этаж.
Бархат сразу же потускнел - кажется, верхний зал не пользовался в заведении таким же почетом, как нижний. Все утонченные наслаждения остались позади, то, что предлагали двадцатью одной ступенькой выше, относилось, по общепринятой шкале ценностей к удовольствиям второго разряда. Или для удовольствий этих золото и шелка излишни, и главное, что сокрыто за стенами, не должно сразу бросаться в глаза? Иначе глаза пресытятся увиденным - а что может быть хуже, чем пресыщение для поднимающихся на второй этаж?
Шум голосов сразу же стих, перейдя на шелестящий заговорщицкий шепот. Посетители, которых и здесь было немало, занимались своим, привычным, не обращая ни малейшего внимания на незнакомку, явно впервые забредшую сюда, взглянуть на убежище мужчин, в данный момент сознающих себя одинокими. Собственно, а почему только мужчин, только убежище?
Мимо нее прошествовала эффектно одетая дама с багровыми пятнами на мраморе лица; глаза ее не останавливались ни на чем и ни на ком, повторяя про себя мысленно, воспроизводя, поддерживая прежние, потухшие наяву картины. Девушка едва не столкнулась с ней у самой лестницы.
Дама остановилась и оглянулась, и снова ее взгляд прошел мимо присутствующих. Видение не давало ей ни покоя, ни удовлетворения. И дама, словно от себя, сбежала вниз с невозможной поспешностью.
Девушка
Ее все же заметили. Не ее, если быть точным, а ожидание, исходившее от фигуры незнакомки, волнение и неподдельный интерес первооткрытия. Заметили и, подойдя, поинтересовались пожеланиями. Пластичное угодливое лицо не выразило ничего, произнося дежурный вопрос, сопровождаемый дежурной улыбкой. Лишь в конце было добавлено, но тоже стандартное, как в каталоге супермаркета: все, что вы пожелаете.
– А что я могу у вас пожелать?
– спросила девушка. Скорее себя, нежели угодливое лицо.
Лицо, не изменив улыбке, принялось перечислять. Девушка смотрела на шевелящиеся губы лица, искривленные гримасой почтения, пристально, не отрывая взгляда, следила за их мимикой - и не слышала произносимых слов. Только повторявшееся назойливая фраза "условные единицы", в коих измерялась стоимость пожеланий, против воли приникала в сознание, жужжала болезненно, сердито. Губы продолжали шевелиться, лицо говорило: объясняло, советовало, предлагало, искало выгоды и острые ощущения, а она с удивлением следила, как продолжает удерживаться, не спадать ни при каких обстоятельствах подобострастная улыбка во время всего разговора. Точно намертво приклеенная к угодливому лицу.
И одновременно с этим - точно зрение ее вдруг раздвоилось и стало обладать способностью охватывать и наружные вещи и внутренние - она следила, столь же внимательно, так же пристально, за собой. Она все ждала. Чего - и сама не знала: проблеска чувства, ощущения, мимической или нервической реакции. Чтобы тут же - так она загадала, еще в самом начале беседы - остановить шевелящиеся улыбку губ.
Точно веревка мазнула по лицу, странно холодное, но терпкое ощущение прокатилось по коже. Растаяло в груди. И она тотчас, хоть и с досадой завершения странного действа, возникшей одновременно со словами, сказала лицу: "Хватит".
Кивок в ответ и слова автоматического одобрения выбора - чрезмерно восторженные и оттого неприятные. Угодливое лицо поинтересовалось количеством, мгновение она попыталась понять, о чем идет речь, но после вспомнила - ощущение мазнувшей по лицу веревки - ах, да, она выбрала групповой стриптиз. Лицо спрашивало о числе участниц женской любви, за которыми она будет следить из кабинки. Подглядывать, ведь так переводится первое слово в названии - пип-шоу.
Мгновение - и она выбрала.
Ей снились странные сны, сколько, она не помнила точно, - год, или больше. Нет, она не боялась их, просто они заставляли ее просыпаться средь ночи дрожащей от возбуждения. Пугала, пожалуй, лишь сама природа этих снов. И только когда она вспоминала о ней.