Рассказ о молодом человеке духовного сана

Его преподобие мистер Саймон Ролльс весьма отличился в моральных науках и показал необыкновенные успехи в богословии. Его опыт «Об учении христианском и об обязанностях к обществу» стяжал ему некоторую известность в Оксфордском университете, а в духовных и ученых кругах было известно, что молодой мистер Ролльс задумал обширный труд – как говорили, целый фолиант – об авторитетности Отцов Церкви. Несмотря на это, он двигался по службе неважно, был викарием и все только дожидался самостоятельного прихода. Дожидаясь, он жил в Лондоне, в той его части, где все больше сады и очень тихо, а тишина была ему необходима для научных занятий. Квартиру он снимал у мистера Рэберна, садовода в Стокдов-Лене.

Днем

он имел привычку, проработав часов семь или восемь над святым Амвросием или Иоанном Златоустом, выходить на прогулку и предаваться размышлениям среди роз. Это было у него самое продуктивное время дня. Но это уединение все же не всегда спасало его от столкновений с действительной жизнью. Так и теперь, когда он увидал секретаря генерала Ванделера, изорванного и разбившегося в кровь, в обществе мистера Рэберна; когда оба они переменились в лице, увидав его; когда, к довершению всего, генеральский секретарь отперся от собственной своей личности, – тогда мистер Ролльс забыл обо всех святых и обо всех отцах церкви и поддался самому обыкновенному любопытству.

– Я не мог ошибиться, – думал он. – Это мистер Гартлей, никакого и сомнения тут нет. Но как он попал в такую переделку? Для чего он отрекся от своей фамилии? И какое у него могло быть дело с этим темным мошенником, моим хозяином?

Размышляя об этом, он обратил вдруг внимание на новое странное обстоятельство. В низком окошке около двери показалось лицо мистера Рэберна, и случайно его глаза встретились с глазами мистера Ролльса. Садовод как будто смутился и даже встревожился, и сейчас же поспешил спустить оконную штору.

– Все это, может быть, и очень просто, но только я ровно ничего не понимаю, – думал мистер Ролльс. – Подозрительность. Скрытность. Недоверчивость. Боязнь, как бы другие чего не заметили… Ручаюсь чем угодно, что эта парочка только что оборудовала какое-нибудь темненькое дельце.

В груди мистера Ролльса проснулся сыщик – сыщик сидит, в сущности, в каждом из нас – и потребовал для себя работы. Быстрыми, резкими шагами, не похожими на его обычную походку, мистер Ролльс пошел в обход всего сада. Когда он дошел до того места, где упал Гарри, его глаза остановились прежде всего на сломанном розовом кусте и на примятом черноземе. Он взглянул наверх и увидал царапины на кирпичной стене и лоскуток от брюк, оторванный битым стеклом. Странный способ входить в сад избрал друг мистера Рэберна! Секретарь генерала Ванделера, чтобы полюбоваться розами, перелезает через забор! Молодой клерджимен тихонько присвистнул и наклонился исследовать грунт. Он нашел то место, где лежал Гарри, отыскал следы плоских ног мистера Рэберна, когда тот подошел к секретарю и поднимал его за шиворот. Дальше ему удалось разглядеть на грунте следы пальцев, что-то отыскивавших и старательно собиравших.

– Ей-богу, дело становится в высшей степени интересным, – думал он.

В эту минуту он вдруг увидал что-то такое, почти совсем зарытое в землю. Он наклонился и быстро вытащил из земли изящный сафьяновый футляр с золотым тиснением. На него кто-то сильно наступил ногой, вдавил в землю, и мистер Рэберн его не нашел. Мистер Ролльс открыл футляр и даже чуть-чуть не задохнулся от страшного удивления: в футляре, в углублении из зеленого бархата, лежал бриллиант чудовищной величины и чистейшей воды. Величиной бриллиант был с утиное яйцо, великолепно огранен и без единого порока. Под лучами солнца он сверкал, точно электричество, и, казалось, горел на руке миллионами внутренних огней.

Мистер Ролльс мало знал толка в драгоценностях, но бриллиант раджи был таким чудом, которое говорило само за себя. Найди его наивный деревенский житель, он бы тут же с криком побежал в ближайший коттедж. Дикарь сейчас же сделал бы его фетишем и кланялся бы ему как божеству. Красота камня ослепляла глаза юного клерджимена; мысль об его неисчислимой цене захватила его ум. Он знал, что он держит в руке ценность, во много раз превышающую стоимость архиепископской кафедры; что на этот камень

можно построить собор больше кельнского; что своему обладателю он может дать полную, абсолютную свободу во всем. И когда он перевернул бриллиант, из камня вырвались яркие лучи, как бы пронзившие насквозь его сердце.

Решительные действия совершаются людьми нередко в один миг и без сознательного обдумывания. Так случилось и с митером Ролльсом. Он торопливо огляделся кругом, но увидал, как перед тем мистерр Рэберн, только залитый солнцем сад, высокие вершины деревьев и дом с занавешенными окнами. Мигом закрыл он футляр, спрятал в карман и с торопливостью преступника ушел в свою рабочую комнату.

Его преподобие Саймон Ролльс украл бриллиант раджи.

Вскоре после полудня в дом нагрянула полиция с Гарри Гартлеем. Перепуганный насмерть садовод тут же выдал все им украденное. Драгоценности проверили и описали в присутствии секретаря. Мистер Ролльс, чувствовавший себя в отличном расположении духа, развязно показал, что знал, и выразил сожаление, что не может больше ничем помочь полиции в этом деле.

– Теперь, я полагаю, ваша обязанность почти кончена, – прибавил он.

– Напротив, – возразил человек из Скотланд-Ярда, – много еще остается сделать.

И он рассказал про второй грабеж, жертвой которого был все тот же несчастный Гарри. При этом сыщик описал молодому викарию бриллиант раджи.

– В нем, должно быть, целое состояние, – заметил мистер Ролльс.

– Десять, двадцать состояний! – воскликнул чиновник.

– Чем он ценнее, тем труднее будет его сбыть, – лукаво заметил Саймон. – У такой вещи своя особенная физиономия, которую нет возможности изменить.

– О, конечно! – сказал чиновник сыска. – Но если вор – человек догадливый, он разобьет бриллиант на три или четыре части и продаст каждую отдельно. Это его все-таки достаточно обогатит.

– Благодарю вас, – сказал викарный пастор. – Вы не можете себе представить, как вы меня заинтересовали своим разговором.

Чиновник заметил, что сыщикам, по своей профессии, приходится узнавать нередко чрезвычайно удивительные вещи, и простился.

Мистер Ролльс вернулся к себе в комнату, но ничем не мог хорошенько заняться. Материалы для его будущего великого произведения не интересовали его нисколько; на свою библиотеку он посмотрел презрительным взглядом. Он перебрал том за томом несколько Отцов Церкви, переглядел их, но не нашел в них ничего для себя подходящего.

– Эти старые джентльмены, – думал он, – несомненно очень хорошие писатели, но в жизни они совершенные невежды. Так же вот и я – выучился на епископа, а совершенно не знаю, что мне делать с украденным бриллиантом. Подбираю намеки просто полицейского чиновника, а как их применить к делу – не знаю, несмотря на все мои фолианты. Это внушает мне очень невысокое мнение об университетском образовании.

Он оттолкнул от себя книги, надел шляпу и отправился в тот клуб, членом которого он был. В этом светском собрании он рассчитывал встретить кого-нибудь опытного в практической жизни и могущего дать хороший совет. В читальне сидело несколько сельских пасторов и один архидиакон, кроме того три журналиста и писатель из области высшей метафизики; последние играли в карты. За обедом этот обыденный состав клубных посетителей вполне обнаружил свою обыкновенность и тусклость. «Ни один из этих людей, – думал Ролльс, – не смыслит в опасных делах больше меня самого, ни один из них не способен дать мне дельное указание, как поступить в данном случае». Но вот в курительной комнате он увидал, наконец, какого-то чрезвычайно сановитого джентльмена в безукоризненном фраке. Джентльмен курил сигару и читал «Двухнедельное Обозрение». На его лице лежало замечательное выражение полнейшего спокойствия без малейшего признака заботы или усталости; в его наружности было что-то такое, что и внушало доверие, и невольно заставляло ему повиноваться. Чем больше молодой клерджимен изучал его черты, тем больше убеждался, что именно этот человек может дать ему подходящий совет.