Рассказ о молодом человеке духовного сана
Шрифт:
– Сэр, – сказал он, – извините мою бесцеремонность, – но судя по вашей наружности, вы человек безусловно светский.
– Да, я имею большую претензию считать себя светским человеком, – отвечал незнакомец, кладя журнал на стол и взглядывая на мистера Ролльса с веселым удивлением.
– А я, сэр, отшельник-студент, живу среди чернильниц и богословских фолиантов, – продолжал викарный священник. – Одно недавно случившееся событие обнаружило передо мной всю мою житейскую неопытность, и мне захотелось поучиться жизни. Под словом жизнь я подразумеваю не романы Теккерея, но преступления и разные тайны, возможные в нашем обществе, а наряду с ними – правила мудрого поведения в исключительных обстоятельствах. Читатель я неутомимый. Можно выучиться этому по книгам?
– Вы
Мистер Ролльс ответил, что он даже и не слыхал об этом авторе.
– У Габорио вы можете найти некоторые сведения, – объявил незнакомец. – Он очень назидателен и изобретателен. Любимый автор князя Бисмарка. Тот его постоянно читает. Таким образом, на худой конец, вы если и потратите время даром, то проведете его в очень хорошем обществе.
– Сэр, я вам очень благодарен за вашу любезность, – сказал викарий.
– Вы мне уже заплатили за нее с процентами, – отвечал джентльмен.
– Чем же это? – спросил Саймон.
– Новизной и оригинальностью вашей просьбы, – отвечал джентльмен.
И с учтивым жестом, которым как бы спрашивал позволение, он снова принялся читать «Двухнедельное Обозрение».
На обратном пути домой мистер Ролльс купил сочинение о драгоценных камнях и несколько романов Габорио. Габорио он зачитался до глубокой ночи, и хотя тот подсказал ему несколько новых мыслей, но все же мистер Ролльс не нашел у него прямых указаний, как поступать с украденным бриллиантом. Кроме того, ему не понравилось, что все указания рассыпаны среди романических описаний и сцен, а не собраны вместе в одно целое в виде катехизиса. Из этого он сделал вывод, что хотя автор и много думал обо всех этих вещах, но что он совершенно не знаком с учебной методикой. Впрочем, от Лекока он пришел в полный восторг.
– Это был безусловно великий человек, – размышлял мистер Ролльс. – Он изучил свет, как свои пять пальцев. Нет ни одного дела, которое он не сумел бы довести до конца своими собственными руками вопреки всему и несмотря ни на что. Боже мой! – перебил он вдруг сам себя. – А это разве не урок? Разве мне не следует самому научиться разрезать бриллианты?
Ему казалось, будто он сразу вышел изо всех затруднений. Он вспомнил, что у него есть знакомый ювелир в Эдинбурге, некто Б. Маккеллок, который с удовольствием даст ему несколько необходимых уроков. После нескольких месяцев, а может быть и лет черной работы он научится обращению с алмазами и сумеет распорядиться, как нужно, с бриллиантом раджи. После этого он может сколько угодно опять продолжать свои научные занятия, превратившись в богатого ученого, возбуждая к себе во всех и зависть, и уважение. Всю ночь ему снились золотые сны, и он проснулся утром хорошо выспавшийся, бодрый и с облегченным сердцем.
Дом мистера Рэберна опечатала полиция, и это обстоятельство дало мистеру Ролльсу предлог для отъезда. Он радостно уложил свой багаж, отвез его на Кингс-Кросский вокзал и сдал в багажное отделение, а сам поехал в клуб провести там остаток дня и пообедать.
– Если вы здесь будете обедать сегодня, Ролльс, – сказал ему один знакомый, – то увидите двух самых замечательных людей в Англии – принца Флоризеля Богемского и старого Джека Ванделера.
– О принце я слышал, – отвечал мистер Ролльс, – а с генералом Ванделером встречался в обществе.
– Генерал Ванделер – осел, – возразил знакомый. – А это его брат Джон, замечательный авантюрист, знаток в драгоценных камнях и один из самых хитрых дипломатов в Европе. Слыхали вы когда-нибудь о его дуэли с герцогом Вальдерменом? Или о его подвигах и жестокостях, когда он был диктатором в Парагвае? Или о его ловкости, как он разыскал драгоценности сэра Сэмюеля Леви? Или о его заслугах во время индийского восстания, которыми правительство пользовалось, но не решилось их открыто признать? Джек Ванделер наглотался вдоволь и славы, и бесславия. Как, вы о нем не знаете? Бегите скорее, займите стол поближе к ним, и хорошенько слушайте. Вы услышите много удивительных рассказов, или я сильно ошибаюсь.
– А как я их узнаю? – спросил клерджимен.
– Как узнаете? – воскликнул приятель. – Да ведь принц Флоризель – элегантнейший джентльмен во всей Европе, единственный на свете человек вполне царственного вида, а Джек Ванделер – если вы можете себе представить Улисса в семидесятилетнем возрасте, с шрамом от сабли на лице, то вот вам и Джек Ванделер. Как их узнать! Скажите, пожалуйста! Да в день Дерби вы можете руками трогать и того, и другого.
Ролльс поспешил в столовую. Вышло так, как ему сказал приятель, того и другого сейчас же можно было узнать. Старый Джек Ванделер был замечательно сильного телосложения, и, видимо, привык к самым трудным физическим упражнениям. Похож он был не на сухопутного военного, а скорее на моряка, только немного больше других привыкшего к седлу. Его орлиные черты выражали смелость, надменность и хищность, а все лицо и наружность обличали в нем человека порывистого, жестокого и беззастенчивого. Густые седые волосы и шрам от сабельного удара, перерубившего ему нос, придавали что-то дикое его внешности, одновременно замечательной и страшной.
В его товарище, принце Богемском, мистер Ролльс с удивлением узнал того самого джентльмена, который посоветовал ему читать Габорио. Очевидно, принц Флоризель, редко посещавший клуб, где он числился, как и во множестве других клубов, почетным членом, только ради Джека Ванделера и заходил туда в прошлый вечер, когда к нему обратился со своей просьбой Саймон.
Прочие обедающие скромно расселись по углам комнаты, оставив двух знаменитых гостей в некотором уединении, но молодой клерджимен не был стеснен избытком благоговения и смело подошел, чтобы сесть у соседнего стола.
Разговор представлял, действительно, полную новизну для юного богослова. Бывший парагвайский диктатор рассказывал о разных, бывших с ним случаях во всех частях света, а принц делал свои примечания, которые оказывались еще интереснее самих событий. Два сорта опытных людей явилось перед глазами юного пастора: один все испытал лично на себе, сам во всем лично участвовал с опасностью для жизни и рассказывал обо всем, как о своих собственных делах, тогда как другой знал и понимал все отлично, а между тем сам ничего такого не перенес. Манеры каждого собеседника вполне соответствовали роли каждого в разговоре. Диктатор грубо говорил и грубо жестикулировал, хлопал ладонью по столу, голос его был громок и резок. Принц, напротив, казался образцом культуры, вежливости и спокойной сдержанности. Малейший его жест, малейшее сказанное им слово впечатляли больше, чем все выкрики и жесты его собеседника.
Наконец, разговор перешел на тему дня – о только что совершенном похищении бриллианта раджи.
– Лучше бы этому бриллианту лежать на дне морском, – заметил принц Флоризель.
– Как член семьи Ванделеров, не могу согласиться с вашим высочеством, – возразил бывший диктатор.
– Я говорю с точки зрения интереса общественной безопасности, – продолжал принц, – таким ценным вещам место в коллекции какого-нибудь государя или в какой-нибудь национальной сокровищнице. В руках частного лица подобная драгоценность – только искушение для других. Раджа кашгарский, я знаю, государь очень умный. Лучшей мести европейцам, от которых он видел столько дурного, нельзя было и придумать, как пустить среди них в обращение это яблоко раздора. Самый честный человек может не устоять против подобного искушения. Я сам, при всех своих привилегиях, при всем своем исключительном положении, с трудом могу смотреть на этот камень и не искуситься. А вы, неутомимый охотник за алмазами, разве вы не способны пожертвовать за редкий алмаз всем, что только у вас есть – семьей, карьерой, честью? Не для того чтобы сделаться более богатым и уважаемым, а только для того, чтобы хоть год или два до смерти считать этот алмаз своим?