Рассказы (1999)
Шрифт:
Хозяин вдруг внимательно посмотрел на Грекова и спросил:
– А ваш любитель "изабеллы" не выходит ли по ночам на балкон?
– Выходит, - изумился Греков, - но откуда вы знаете?!
– Я тут по ночам иногда работаю на балконе, - сказал хозяин, и пару раз видел, как сверху летит струйка.
– Так вот в чем дело!
– воскликнул Греков и запнулся. Потом добавил: - Спасибо, друзья, мне пора домой.
Он встал.
– Вы уйдете отсюда?
– ехидно сказал человек в очках и кивнул в забалконную ночь.
– Нет, - улыбнулся Греков, - я ваш вечный должник...
– Почему?
– взревел человек в очках, но Греков уже, сопровождаемый хозяйкой, шел к выходу.
В передней, открыв дверь, она его вдруг поцеловала. Греков удивленно посмотрел на нее. Тут только он обратил внимание на то, что она была красивой женщиной.
– Заслужил, - кивнула она серьезно и закрыла за ним дверь. Греков взлетел на свой этаж. Мысль его работала с молниеносной быстротой. Все ясно. Ребенок, вместо того чтобы, проснувшись ночью, пойти в туалет, где он не доставал до выключателя, выходил на балкон. А потом задерживался там то ли из-за духоты, то ли завороженный высотой.
Вообще, весело подумал Греков, мужчина, достигнув какой-то высоты, будь то скала или башня, деловито начинает мочиться вниз, если ему какие-то обстоятельства не мешают это сделать. Греков это часто замечал. Что это знак победы или способ самоуспокоения? Оказавшись над бездной, помочись в нее, и бездна не будет столь страшной, подумал Греков, неизвестно к кому обращаясь, может быть, даже к собственной стране. {247}
Впервые в жизни Греков властно постучал в собственную дверь. Он до того необычно постучал в дверь, что жена, проснувшись и подойдя к двери, тревожно спросила:
– Кто там?
– Я, - сказал Греков.
– Когда ты вышел? Зачем ты вышел?
– злобно прошипела она, открывая дверь.
– Надо было, - сказал Греков и, пройдя в номер, закрыл дверь на балкон, щелкнув ключом, торчавшим в скважине. Он не вынул ключ, потому что ясно понимал, что ребенок не сможет его повернуть. Все стало на свои места. Жена уже сидела на своей постели, когда он начал запирать дверь.
– Открой сейчас же, - яростно зашептала она, вскочив, - мы задохнемся! Сумасшедший!
Греков подошел к ней и впервые в жизни влепил ей пощечину. Пощечина оказалась крепкой. Жена упала на постель. В следующее мгновение она вскочила с постели как фурия. Глаза ее светились в полутьме. Она явно готовилась к бешеному отпору. И вдруг по самой позе Грекова она поняла, что грядет не менее сокрушительная пощечина. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. И она не выдержала. Она закрыла лицо рукой и умоляющим голосом прошептала:
– Тихо. Ребенок проснется.
– Вот это голос женщины, - сказал Греков и, бодро раздевшись, лег. К изумлению жены, через минуту он уже спал.
...С тех пор прошло три года. Жена Грекова почти перестала капризничать, почти справилась со своей неряшливостью и равнодушием ко всему на свете. Они теперь вполне прилично живут. Но, увы, она стала петь гораздо хуже. Многие это заметили, но никто не знал, почему она стала петь гораздо хуже. Даже Греков об этом не знал. {248}